Портреты в революционных тонах

07-07-zasedanie-vremennogo-komiteta-gosdumy-1917

Заседание Временного комитета Государственной Думы 28 февраля 1917 года. Литография.

«Один человек может лучше выразить волю и дух народа, как органического целого, чем все, чем все человеческое количество. На этом основано значение великих людей в исторической жизни народов», — писал Николай Бердяев. Действительно, при оценке революционных событий недостаточно знания об одних только объективных процессах, их последствиях и предпосылках. Немаловажным является и понимание субъективной роли исторических фигур; их взглядов, заблуждений, устремлений и чаяний.

При всей неоспоримой причинности тех или иных событий, их исход во многом определили конкретные решения поступки тех или иных идей. В этом материале мы предлагаем остановиться на восьми людях, внесший свой вклад, вольный или невольный, в то, что 1917 год сложился для России именно так.

1. Николай II (Николай Александрович Романов) (1868 — 1918)

Император Всероссийский, Царь Польский и Великий Князь Финляндский (с ноября 1894 по март 1917)

«Хозяин земли Русской», — так последний самодержец из дома Романовых охарактеризовал  род своих занятий в ходе первой Всероссийской переписи населения в 1897 году. Самодержавное устройство государства, по всей видимости, воспринималось Николаем II не как личная воля, но как сокровенное наследие, как нечто сакральное, без чего Россия попросту бы не смогла существовать.

«Буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой незабвенный, покойный родитель», — однозначно заявил Николай Александрович уже в первой публичной речи перед представителями дворянства, земств и городов в январе 1895 года. Революция 1905 года вынудила императора пойти на некоторые шаги в сторону парламентаризма, но его общее стремление максимально консервировать политическую систему несомненно.

Возможным ли было сохранение российской абсолютной монархии в ХХ веке? Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Но, в любом случае, искать опору в одних только традициях в новых условиях бурно развивающейся страны абсолютизму было уже недостаточно. Новое столетие, «век масс», требовал от самодержца яркой харизмы, душевного слияния с миллионами поданных.

937612111

Николай II же этими качествами не располагал, что ярко проявилось в кризисные для монархии годы Первой мировой войны, — об этом мы уже писали ранее. Стихийный бунт Февральской революции сам по себе не означал краха самодержавия. Однако реакция политической элиты и генералитета, прямо указавших императору на отречение, не оставила последнему русскому царю иного выхода, который бы он смог посчитать приемлемым для совести. «Кругом измена и трусость и обман», — записал он в личном дневнике сразу после низложения.

Быть может, последний год жизни для бывшего правителя, теперь уже просто Николая Романова, стал самым счастливым: простые радости жизни вместе с любимой семьей, вдали от интриг и потрясений большой политики… Однако в реалиях разгоравшейся Гражданской войны низложенный император и его близкие вопреки своей воле вновь стали обретать контуры политических фигур и потому пали новыми жертвами молоха «красного террора».

2. Князь Георгий Евгеньевич Львов (1861 — 1925)

Министр-председатель Временного правительства (март — июль 1917 года)

Как представляется спустя столетие, номинальный правитель «постфевральской» России был удивительно похож по своему мироощущению на низложенного ранее Николая II.

Князь Георгий Львов на момент создания Временного правительства был достаточно известной персоной в российском обществе. Он не был пламенным политиком-оппозиционером (хотя и состоял, последовательно, в либеральных Конституционно-демократической и Прогрессивной партиях), но прославился как успешный общественный деятель, который внес значительный личный вклад в снабжение и лечение русских солдат на фронтах Первой мировой войны.

Личная честность, принципиальность, готовность к компромиссам Георгия Евгеньевича были хорошо известны многим. И на первый взгляд, казалось, что лучшего главы государства, чем человек доброй воли для взбудораженной революцией страны, найти трудно.

1486966304

Если Николай II уповал на незыблемость народной любви к монарху, то для князя Георгия Львова подобной «священной коровой» была вера в мудрость «стихийного народного начала», пользу немедленных демократических преобразований и диалога между представителями широкого спектра политических сил, от консерваторов до социалистов.

Чем это обернулось на практике, известно хорошо: двоевластие, анархия, развал армии и флота. Во многом благодаря именно Львову, созданная после Февральской революции система Советов рабочих и солдатских депутатов не только не была ликвидирована, но и окрепла, став популярной у масс альтернативой недееспособному Временному правительству.

Попытки найти компромисс со всеми политическими силами и не дать государству рухнуть окончательно завели князя в тупик. Оттого и конечная отставка 7 июля 1917 года была неминуемой.

С началом Гражданской войны Георгий Евгеньевич счастливо избежал «красного террора», перебрался в подконтрольную белым войскам Сибирь, выполнял дипломатические поручения в США и Франции. Во Франции он и остался жить после окончательной победы большевиков.

Павел Николаевич Милюков (1859 — 1943)

Лидер Конституционно-демократической партии, министр иностранных дел Временного правительства (март — май 1917)

В отличие от Львова, Павел Милюков был принципиальным и убежденным противником царского правительства и лично Николая II. Начиная с 1915 года он придерживался твердого убеждения, что существующая власть не сможет привести Россию к победе в Первой мировой войне.

Как представляется, во многом эта неприязнь могла быть усугублена личными мотивами: несмотря на достаточную умеренность взглядов (Милюков и в 1917 году оставался решительным противником свержения династии Романовых и перехода к республике), он многократно сталкивался с различными административными препонами в политической и преподавательской деятельности, и даже подвергался кратковременному тюремному аресту в 1901 году.

Возможно, это поспособствовало тому, что Павел Милюков стал одним из инициаторов объединения оппозиционных сил в Государственной Думе в т.н. «Прогрессивный блок» и ключевым «застрельщиком» информационных атак на царское правительство и августейшую семью.

Милюков

Приват-доцент Московского университета, он поражал современников широкой эрудицией, обширным багажом знаний в самых разных сферах человеческого знания, от истории до архитектуры, от этнографии до археологии. Милюков был удивительно проницателен во многих своих прогнозах, например, утверждая, что ликвидация монархии не успокоит охваченное революцией общество, а, напротив, лишь еще больше радикализует настроения в нем.

Но одних только теоретических знаний и интуиции Павлу Николаевичу оказалось недостаточно для того, чтобы остаться в истории как популярный и эффективный политик. Более того, именно его нота с требованиями доведения войны «до победного конца» спровоцировала первый из кризисов Временного правительства, после которого Милюков был вынужден покинуть пост министра иностранных дел — спустя два месяца после назначения.

С 1918 года Павел Милюков жил в эмиграции. Сначала он представлял дипломатические интересы Белого движения, а затем занимался научной и журналистской деятельностью. Интересно, что в отличие от большинства белоэмигрантов Милюков не был бескомпромиссным антикоммунистом: начиная с 20-х годов бывший лидер кадетской партии открыто выступал в защиту СССР с надеждами на «преодоление большевизма изнутри».

Александр Иванович Гучков (1862 — 1936)

Военный и морской министр Временного правительства (март — май 1917 года), лидер партии «Союз 17 октября».

В современной историографии фамилии «Гучков» и «Милюков» нередко можно встретить по соседству. Действительно, в 1917 году они были близкими соратниками, хотя, как ни парадоксально, до этого долгие годы враждовали между собой (за восемь лет до этого дело даже чуть не дошло до дуэли).

В отличие от фрондера-интеллигента Милюкова, Александр Гучков, выходец из московской купеческой династии, путешественник и филантроп, долгое время сохранял имидж хоть и склонного к эпатажу, но вместе с тем лояльного трону политика. Возглавляемая им партия «Союз 17 октября» служила эдаким буфером и «золотой серединой» между реакционерами-черносотенцами и вечно возмущенными и протестующими либералами. Звездным часом «октябристов» стала III Государственная дума, где они получили большинство мандатов, а Гучков — пост председателя.

По иронии судьбы, этот успех и стал точкой преломления в карьере Александра Ивановича. В 1911 – 1912 годах у него случился конфликт на личной почве с Николаем II. После этого Гучков оставил пост председателя Думы и перешел в резкую оппозицию императорскому двору.

Гучков

Подобно Милюкову, Александр Иванович внес свой вклад в приближение Февральской революции. Занимая должность председателя Центрального военно-промышленного комитета, он установил прочные связи с генералитетом и крупными промышленниками, уговорив их принять участие в свержении потерявшего популярность императора (в конечном счете, этот план частично сработал в феврале 1917).

Долгожданная революция принесла Гучкову высокий пост военного и морского министра. Но на нем он смог отметиться лишь «чистками» в высшем командном составе армии и флота (отправив в отставку офицеров, которых считал убежденными монархистами) и легализацией мер по «демократизации» армии, принятых Петроградским советом (фактически ликвидировавшим в Вооруженных Силах основные принципы дисциплины и единоначалия). Неудивительно, что вместе со своим «заклятым другом» Милюковым Гучков лишился министерского портфеля уже после первого кризиса Временного правительства.

Впоследствии Александр Иванович участвовал в работе белых правительств Юга России. С 1920 года жил в эмиграции.

Александр Федорович Керенский (1881 — 1970)

Министр юстиции (март — апрель 1917), Военный и морской министр (май — сентябрь 1917) и Министр-председатель (июль — октябрь 1917) Всероссийского Временного Правительства.

Александр Федорович словно олицетворял собой весь 1917 год: неслучайно, что именно он стал единственным политиком, продержавшимся во Временном правительстве в течение всех восьми месяцев его деятельности.

Выходец из провинциального Симбирска (интересно, что его семья дружила с родителями Владимира Ленина) добился широкой известности благодаря адвокатской практике: Керенский был участником едва ли не всех громких судебных процессов в предреволюционной России, начиная от дела Бейлиса и заканчивая разбирательствами о расстреле рабочих-бунтовщиков на Ленских приисках. Благодаря этому он заработал репутацию «народного защитника» и видное положение в оппозиционных кругах (сам Керенский состоял в умеренно-левой Трудовой группе, впоследствии перейдя к социалистам-революционерам).

Сыграв свою роль в событиях Февральской революции, Александр Керенский естественным образом вошел в состав Временного правительства. В отличие от «господ» вроде Гучкова и Милюкова, он легко нашел общий язык с революционной общественностью, став на какое-то время настоящим кумиром для масс. Министр юстиции, военный министр, министр-председатель… Будучи непревзойденным оратором, он, казалось, подчинил себе всю страну.

Керенский)

Историки отмечают: истерическая патетика речей второго (и последнего) главы Временного правительства не была полностью напускной, а во многом объяснялась сильными физическими болями у Керенского (в 1916 он пережил крайне рискованную для того времени операцию по удалению почки). Но это вовсе не отменяло и артистизма Керенского, с удовольствием участвовавшего в свободное время в любительских театральных спектаклях, причем, по злой иронии судьбы, его любимой ролью был Хлестаков из гоголевского «Ревизора».

Уже к осени 1917  имя  министра-председателя прочно ассоциировалось у интеллигенции и простонародья, еще недавно чуть ли не боготворивших его, с разрухой, безвластием и военными поражениями.

«Положение России ухудшалось с каждым днем, … а он убирал всех министров, чуть только замечал в них способности, грозящие подорвать его собственный престиж. Возникла угроза немецкого нападения на Петроград. Керенский произносил речи. Нехватка продовольствия становилась все серьезнее, приближалась зима, топлива не было. Керенский произносил речи. За кулисами активно действовали большевики, Ленин скрывался в Петрограде… Он произносил речи», — с иронией вспоминал впоследствии британский писатель и разведчик Сомерсет Моэм.

В конечном счете, Керенский разделил судьбу своего любимого литературного героя, в дни Октябрьской революции спешно бежав из Петрограда в реквизированной машине американского посла. Остаток жизни человек, номинально правивший Россией четыре месяца, провел в зарубежных странах, будучи презираемым большинством белоэмигрантов.

Лавр Георгиевич Корнилов (1870 – 1918)

Верховный главнокомандующий Русской армии (август 1917 года)

Какие ассоциации возникают у нас при фразе «генерал царской армии»? Во-первых, это обязательно должен быть потомственный дворянин, во-вторых — непременно убежденный монархист, верный «слуга Царю, отец солдатам».

Лавр Георгиевич не подходил под оба эти стереотипа. Во-первых, он был выходцем из скромной семьи отставного казачьего хорунжего, жившей в Усть-Каменогорске (современный Казахстан), и своей впечатляющей карьерой был обязан исключительно себе самому. Корнилов достойно проявил себя в Русско-японской войне, участвовал в рискованных экспедициях в Среднюю Азию, служил военным агентом в Китае. В ранг национального героя же его возвели многочисленные победы на фронтах Первой мировой войны и успешный побег из австро-венгерского плена в 1916 году. «Корнилов — не человек, а стихия», — отзывались о нем австрийские генералы.

Во-вторых, не был Лавр Георгиевич и идейным почитателем монархии, иначе бы он, как командующий Петроградским военным округом, не согласился руководить арестом царской семьи в марте 1917 (исполнив это весьма щекотливое поручение с неизменным тактом и обходительностью). О достаточном демократизме и отсутствии ностальгии по дореволюционному времени Лавра Корнилова свидетельствуют и «14 пунктов», принятые им уже впоследствии, когда начнется Гражданская война. В них кадровый военный выступал за уничтожение сословий, свободу слова и совести, всеобщее образование и созыв Учредительного собрания.

Корнилов

Из многочисленных свидетельств современников можно сделать вывод и о том, что Корнилов вообще считал для офицера принципиально неприемлемым участие в политике, и тяжело переживал даже свою эпизодическую роль в событиях Февральской революции. Генерал настоял на своем возвращении на поля битв. Сначала Лавр Георгиевич командовал частями Юго-Западного фронта, а 19 июля 1917 был назначен Верховным главнокомандующим.

Корнилов настаивал на введении самых жестких мер (вплоть до смертной казни) по восстановлению дисциплины в изрядно деморализованной армии, наполненной агитирующими за прекращение «империалистической бойни» активистами леворадикальных сил. В середине августа Лавр Георгиевич, выступая на Государственном совещании в Москве, прямо обвинил Временное правительство в подрыве боеспособности армии.

Керенский расценил это как прямую угрозу в свой адрес и достаточно хитроумно разыграл провокацию. Через несколько дней после Совещания глава правительства попросил у генерала отправить наиболее стойкие фронтовые части в тыл, якобы для поддержания порядка в неспокойном Петрограде. Но при приближении воинских эшелонов к столице Керенский представил события как «угрозу революции» и военный путч, который был «подавлен» при участии активистов социалистических партий и профсоюзов.

Преданный генерал вместе со своими соратниками (будущими вождями Белого движения генералами Антоном Деникиным, Сергеем Марковым и другими) был заключен под арест в городке Быхов (современная Белоруссия). Арест оказался недолгим: после Октябрьской революции приказом последнего Верховного главнокомандующего генерала Николая Духонина «заговорщики» были выпущены на свободу.

Вскоре Корнилов и единомышленники перебрались на Дон, где объявили о борьбе с большевизмом и создали первую белую армию — Добровольческую. Впрочем, командовать ей Корнилову пришлось недолго: он погиб при осаде Екатеринодара (современный Краснодар) в марте 1918 года.

Лев Давидович Троцкий (настоящая фамилия — Бронштейн) (1879 — 1940)

Председатель исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов (сентябрь — декабрь 1917), Народный комиссар Российской республики по иностранным делам (с  октября 1917 по март 1918 года).

Будущий создатель Рабоче-крестьянской Красной армии и теоретик «перманентной революции» к началу 1917 года провел более десяти лет в эмиграции. Известия о падении дома Романовых застали его в Северной Америке, откуда Троцкий решил немедленно вернуться в Россию.

Примечательно, что британские власти, знавшие о бурном прошлом Льва Давидовича, задержали его в канадском порту Галифакс (суверенным государством Канада станет только в 1931 году), так как опасались влияния революционера на политическую жизнь государства-союзника. Однако Временное правительство в Петрограде, объявившее всеобщую политическую амнистию, настояло на возвращении на Родину «борца с царизмом», по-видимому, не подозревая, что «блудный сын» очень скоро будет бороться уже против него самого.

Leo_Trotsky_1918_Spb

Перипетии 1917 года в России нередко ссорили старых друзей и сводили воедино бывших противников. Вот и Троцкий, ранее возглавлявший оппозиционную фракцию «межрайонцев» в Российской социал-демократической рабочей партии, пошел на мир с бывшими оппонентами — большевиками во главе с Владимиром Лениным. Он выступал за пролетарскую революцию, свержение Временного правительства и передачу власти Советам, открыто ведя агитацию в петроградском цирке «Манеж».

Первая попытка захвата власти, предпринятая большевиками в июне 1917 года, обернулась провалом: Временное правительство еще располагало некоторой поддержкой, а сам мятеж не был подготовлен достаточным образом. Подобно другим соратникам Ленина, Лев Троцкий был заключен после июньских событий в тюрьму. Однако участие большевиков спустя два с половиной месяца в подавлении «путча» генерала Корнилова стало своеобразной «индульгенцией» в глазах Керенского и Временного правительства, и почти все арестованные двумя месяцами ранее неудачливые революционеры вышли на свободу.

Оказавшись на свободе, Троцкий вновь проявил себя как верный сторонник Ленина, продолжая призывать несколько павших духом однопартийцев к продолжению курса на революцию. Пока Владимир Ильич находился на нелегальном положении, именно Лев Давидович руководил работой Петроградского совета и его главного «детища» — Военно-революционного комитета, окончательно склонив на сторону большевиков солдат Петроградского гарнизона и моряков Балтийского флота.

После Октябрьской революции Троцкий последовательно занимал посты народного комиссара иностранных дел и наркома по военным и морским делам. Почти любое мероприятие новой власти, будь то разгон Учредительного собрания, начало «красного террора», Брестский мир или создание регулярной Красной армии невозможно представить без его участия.

Современниками Троцкий воспринимался как человек № 2 в советском государстве и гарантированный преемник Владимира Ленина. Однако неистовый революционер, пламенный оратор и талантливый организатор оказался самоуверенным и весьма посредственным мастером политической интриги, по всем статьям проиграв внутрипартийную борьбу Иосифу Сталину. Дальнейшие события в жизни Льва Давидовича хорошо известны: новая эмиграция, безуспешные попытки вернуться в большую политику и смерть от рук агента НКВД.

Владимир Ильич Ленин (настоящая фамилия — Ульянов)

Лидер Социал-демократической рабочей партии (большевиков), Председатель Совета Народных Комиссаров Российской республики (с октября 1917 по январь 1924)

«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции», — эти слова будущий создатель Советского государства произнес, беседуя с соратниками в швейцарском Цюрихе в январе 1917, когда в самой России неизбежность падения самодержавия не обсуждал только ленивый.

Казалось бы, у большевиков, полуразбитых, малочисленных и оторванных от реалий российской большой политики, в 1917 году не должно было быть ни единого шанса на завоевание власти. Что они могли противопоставить тем же кадетам, эсерам или армейскому генералитету? Личную роль Владимира Ленина в конечном успехе своей партии, на семь десятилетий вперед ставшей единственной легальной политической силой в России, трудно переоценить. «Жорж (основатель Российской социал-демократической рабочей партии Георгий Плеханов) — собака легавая. Потреплет, да и отпустит. А ваш Володя — бульдог с мертвой хваткой! Уж если за кого взялся, добьет!», — эти слова ветерана революционного движения в России Веры Засулич, произнесенные в 1903 году, при всей их грубой ироничности, служат, на наш взгляд, лучшей характеристикой Ленина.

Lenin19200505

По сути, именно Владимир Ильич и стал первым настоящим политиком ХХ века, политиком, который не опирался на традицию и представлял не конкретную партию или социальную группу, а обращался непосредственно к массам. В отличие от своих многочисленных противников, он не подстраивал реальные события под политическую теорию, а, напротив, обосновывал необходимые практические решения, опираясь на те или иные положения учения Маркса и Энгельса. При этом, Ленина нельзя назвать бессовестным манипулятором и демагогом — он искренне верил во все, что говорил и делал, будучи большим марксистом чем сам Карл Маркс. Неограниченная власть была для него не целью, но средством для реализации идей.

Ленин отчетливо ощущал вакуум власти, который могла заполнить только радикальная сила, говорящая с толпой на одном языке. Он не боялся провоцировать: так было и в случае с «Апрельскими тезисами», в которых Владимир Ильич открыто призвал к прекращению «империалистической» войны и свержению Временного правительства, и на I Всероссийском съезде Советов, когда Ленин заявил, что его партия в состоянии взять единоличную власть в масштабах всей страны. Не стеснялся Ленин и перехватывать лозунги других партий, вроде меньшевистского «Вся власть Советам» и эсеровского «Землю крестьянам».

«Человечество постоянно с отчаянием цепляется за мертвые идеи и мертвых богов», — напишет в 20-е годы ХХ века французский социальный психолог Густав Лебон. К Ленину данная истина применима дважды: с одной стороны, он обрел «мертвого бога» в виде учения Маркса и фанатично эту веру «проповедовал», с другой — Владимир Ильич и сам посмертно стал «мертвым богом», «почитание» которого позволяло скрашивать все новые и новые расхождения между коммунистической теорией и практикой…

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *