Изо всех испытаний, обрушивавшихся на Россию в разные столетия, Смутное время (1598–1613), безусловно, стоит особняком. Голод и разруха, вереница самозванцев и иностранная интервенция, внутренняя рознь и территориальные потери; а ведь всего этого наша страна, вероятно, могла бы и избежать.
Понятно, что столь масштабный кризис имел под собой глубокие и объективные причины. Но грянул бы он в известном нам виде, если бы история выбрала иной «спусковой крючок»? Кто знает, как сложились бы события, если бы не загадочная смерть царевича Дмитрия Иоанновича в мае 1591 года.
Незаконорожденный царевич против царского шурина
За прошедшие столетия вокруг этого таинственного эпизода истории успела сложиться целая легенда. Ее в наиболее совершенном виде представил великий Александр Пушкин в пьесе «Борис Годунов». Якобы этот царь (формально правил с 1598 по 1606 гг., фактически — с середины 1580-х), еще будучи регентом при царе Феодоре, решил избавиться от легитимного конкурента — сосланного в Углич царевича Дмитрия. Узурпатора не смутил даже юный возраст жертвы — 9 лет. Поправ все людские и Божьи законы, царь Борис будет наказан спустя годы…
Борис Годунов (1552–1605)
Прежде всего, стоит оговориться: царевичем Дмитрия Иоанновича можно считать весьма условно. Его мать — боярыня Мария Нагая — не приходилась законной женой печально известному царю Иоанну IV Грозному. По канонам Православия даже государю дозволялось вступать в супружеский союз не более трех раз (а институт гражданского брака Россия, как известно, узнает только в ХХ столетии). За этот «лимит» Иоанн Васильевич вышел еще задолго до смерти, потому его многочисленных спутниц жизни в последние годы жизни вернее всего рассматривать как сожительниц. Следовательно, и Дмитрий был незаконнорожденным ребенком.
У Иоанна Грозного оставался и законный наследник — сын от первого брака Феодор. Правда, отец, зная о слабом состоянии здоровья молодого человека, при жизни распорядился учредить при преемнике что-то вроде регентского совета. Там-то и развернул активную деятельность шурин нового царя Борис Годунов. Путем ловких интриг в 1584–1587 гг. он отстраняет от власти других «опекунов» и становится фактическим главой государства. В число прочих «репрессированных» попала и родня царевича Дмитрия по материнской линии — бояре Нагие. Большая часть из них вместе с ребенком оказалась в городке Углич (на территории современной Ярославской области). Видимо, Годунов прекрасно понимал: несмотря на известные «трудности» с происхождением, у Дмитрия несомненно будут основания претендовать на трон, если слабый здоровьем Феодор скончается, не оставив своих сыновей (что и произойдет в 1598 году).
Жестокое дитя при алчных взрослых
Формально Углицкое княжество было дано царевичу «в удел». Фактически же это напоминало почетную ссылку для возможного претендента на трон. В свою очередь, Нагие — и мать мальчика Мария, и ее братья — не упускали возможностей напоминать Дмитрию о том, что его «законное» место не в Угличе, но в Москве.
Примечательны сохранившиеся отзывы современников о характере этого ребенка. Из них явствует: будучи незаконнорожденным, Дмитрий Иоаннович по духу был куда бóльшим сыном грозного царя, чем формально царствовавший единокровный брат Феодор — тихий, кроткий, проводивший почти всё время за богослужениями и паломничеством.
Феодор Иоаннович (1557–1598)
«Русские говорят, что он находит удовольствие в том, чтобы смотреть, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течёт из него кровь (тогда как дети обыкновенно боятся этого), и бить палкой гусей и кур до тех пор, пока они не издохнут», — свидетельствовал живший в те годы в России англичанин Джильс Флетчер. Похожие слухи пересказывает другой иностранец, гостивший в нашей стране — немецкий наемник Конрад Буссов: «Однажды он велел своим товарищам сделать из снега несколько фигур, назвал их именами известных бояр, поставил рядом и начал рубить: одному отсек голову, другому отбил руку, ногу, иного проколол насквозь, приговаривая: „Это такой-то боярин, такой-то князь; так им будет в мое царствование“».
Проницательный Годунов, конечно, не мог не видеть в мальчике скрытой угрозы. Он изо всех сил пытался убедить общество в несостоятельности чаяний Нагих о престоле для своего отпрыска. Оттого неслучайно, что, например, Дмитрия Иоанновича при жизни никогда не поминали за Божественной литургией в русских храмах (что было обязательным для лиц царского происхождения). А в Угличе за неспокойным семейством присматривала целая команда посланников из Москвы во главе с дьяком Михаилом Битяговским.
Жаркий май в городе Угличе
25 мая (15 по ст.ст.) 1591 года Дмитрий Иоаннович скончался во дворе своей угличской резиденции при загадочных обстоятельствах.
Доподлинно известно одно: перед смертью мальчик играл с ровесниками в «тычку» (свайку; старинная русская забава, заключающаяся в попадании заостренным железным стержнем в кольца, лежащие на земле). За роковой игрой не наблюдали ни родные, ни московские «надзиратели»; из взрослых присутствовали только нянька да пара служанок. И в разгар веселья Дмитрий внезапно оказался лежащим на земле с перерезанным горлом.
Икона страстотерпца царевича Димитрия XVII века. На изображении можно видеть сцены как его предполагаемого убийства, так и грянувшего затем в Угличе бунта
Только позже во двор прибежали Мария и ее братья. И уже потом вокруг места трагедии образовалась толпа зевак. Со стороны Нагих сразу же последовали обвинения в адрес подоспевших Битяговского и его товарищей: несчастных линчевали на месте. Затем взбудораженная толпа учинила настоящий бунт, который стрельцам пришлось подавлять с применением оружия. Виновных потом отправят в ссылку на Урал; на восток отправится даже церковный колокол, в который смутьяны били набат, привлекая внимание горожан.
А спустя четыре дня Углич встретит новых гостей из Москвы: следственную комиссию под номинальным началом митрополита Сарского и Подонского Геласия. Реально же ей верховодил боярин Василий Шуйский — представитель знатного рода, фактически младшей ветви правившей династии. Это был чрезвычайно хитрый и изворотливый человек, закаленный в интригах царедворец и, к слову, будущий последний номинальный правитель из династии Рюриковичей, одну из чьих младших ветвей он представлял (Василию доведется бесславно поцарствовать в «смутные» 1606–1610 гг.).
Интересно, что Василий Иванович еще совсем недавно считался противником Бориса Годунова; боярин даже сам, подобно Нагим, провел четыре года в ссылке. Казалось бы: судьба дает ему отличный шанс заклеймить недавнего обидчика как детоубийцу. Но Шуйский устанавливает, что смерть царевича якобы стала следствием «падучей болезни» (эпилептического припадка), а Нагие намеренно инсценировали убийство. Например, к трупам уже убитых Битяговского и товарищей они приказали подложить вымазанные в куриной крови ножи. В качестве решающего довода привели показания непосредственной очевидицы — няньки Василисы Волоховой: «И бросило его на землю и тут царевич сам себя ножом поколол в горло, и било его долго, да туто его и не стало».
Василий Шуйский (1552–1612)
У современного читателя эти слова вызовут лишь горькую улыбку: общеизвестно, что эпилептики во время припадков не могут вообще удерживать в руках какой-либо предмет (а тем более — наносить им удары, да еще и самому себе). Многие историки в принципе оспаривают факт эпилепсии у царевича. Ведь упоминает о нем в показаниях лишь та самая нянька, которой эту деталь вполне могли «подсказать» московские следователи.
В целом без особого доверия отнеслись к работе комиссии Шуйского и современники; упрямая молва все равно продолжала приписывать смерть Дмитрия Иоанновича злой воле Годунова. Эти голоса стали громче уже после окончательного восшествия Бориса Федоровича на престол и обрушившегося на Русское царство катастрофического голода, укрепившего народ во мнении, что «Борис несчастен в царстве…». Причем в обывательском сознании уживались сразу две теории: как о намеренном умерщвлении царевича, так и о его «чудесном спасении» и бегстве за рубеж.
Борис Годунов: между преступлением и оговором
Так была ли смерть царевича Дмитрия результатом убийства?
Конечно, сейчас, спустя более чем 400 лет, весьма наивно стремиться раз и навсегда раскрыть эту тайну истории. Единственный, кто еще мог по горячим следам восстановить картину трагедии — Василий Шуйский — по-видимому, был заинтересован только в том, чтобы не расстроить свои только-только налаживающиеся отношения с фактическим правителем государства. Символично, что сам Шуйский впоследствии публично поменяет свои показания дважды. Летом 1605, с воцарением в Москве Лжедмитрия I, боярин признает того «чудесно спасшимся царевичем», а спустя менее чем через год (после переворота и убийства самозванца) «прозревший» Василий Иванович, наконец, заявит о том, что в 1591 году Дмитрия Иоанновича всё-таки убили по указу Годунова.
Став новым царем, Шуйский инициирует спешную канонизацию царевича, как невинной жертвы предшественника-узурпатора. Его правлению, оказавшемуся коротким и бесславным, это не поможет (Василия низложат уже в 1610 г.). Однако труды незадачливого царя на должном уровне оценят позже — с воцарением династии Романовых, непосредственно заинтересованных в посмертной демонизации Годунова — как минимум, в знак мести за понесенные при царе Борисе гонения. Вплоть до середины XIX века даже среди ученых-историков любая попытка оспорить факт намеренного убийства царевича будет восприниматься как кощунство (первым это сделать рискнет славянофил Михаил Погодин).
Храм царевича Димитрия в Угличе в наши дни
Так мог ли Борис Годунов действительно выступить организатором убийства? Прежде всего, не стоит переоценивать его желание избавиться от конкурента. Безусловно, даже рожденный вне церковного (т.е. единственно законного для того времени брака) Дмитрий выглядел для общества куда более легитимным претендентом на трон, нежели сам Годунов. А выросший царевич едва ли подошел бы на роль «марионеточного царя», которую так успешно играл его старший сводный брат.
С другой же стороны, не стоит забывать, что в 1591 году Феодор Иоаннович был всё еще жив. Нельзя было поручиться, что номинальный царь уйдёт из жизни, не оставив наследника-сына. Да, в итоге так и выйдет: в браке Феодора с сестрой Годунова Ириной родится только одна дочь (да и та не доживет даже до второго дня рождения), но об этом на момент угличского инцидента, разумеется, никто еще знать не мог.
Если же попытаться предположить, что царевича Дмитрия действительно средь бела дня зарезали наемные убийцы, то столь грубый почерк совершенно не вяжется с личностью Годунова. Расчетливый и осторожный Борис едва бы пошел на такой рискованный во всех отношениях шаг. Прежде всего, царскому шурину никто не гарантировал молчание подосланных «киллеров» в случае провала: они бы однозначно выдали заказчика. И то, что Нагие не пытались даже насильно вырвать «признание» из уст Битяговского и его товарищей, а поспешно отдали тех на расправу толпе, косвенно свидетельствует не в пользу теории о спланированном убийстве.
Борис Годунов был властолюбив, подозрителен и недоверчив (да и мог ли иной человек править в стране, еще не забывшей царствование Иоанна Грозного?). Но кровопролитие не было modus vivendi Бориса Федоровича: реальных и возможных противников он предпочитал отправлять жить на периферию или заставлять принимать монашество. Показательно, что именно так — постригами и новыми ссылками — поплатились в Нагие за «режиссуру» майских беспорядков в Угличе. Никто из членов беспокойного семейства казнен не был.
Так что косвенные свидетельства говорят в пользу, скорее, несчастного случая во время пресловутой игры в «тычку». Тогда кажется вполне естественным, что настоящие виновники смерти Дмитрия — игравшие с ним мальчишки — предпочли сохранить своеобразную «омерту», тем более что увлеченным политическими игрищами взрослым до них дела совершенно не было…
