Знаете ли вы, что изучает наука кампанология? Не компании и не кампании, не поля («campo» в романских языках) и не лагеря («сamp» в английском). Предмет ее изучения — колокола («campana» на латыни).
В России специалистов по этой весьма специфической области человеческого знания можно почти что по пальцам пересчитать, и потому вдвойне приятно, что один из них — заместитель руководителя Сибирского центра колокольного искусства (СЦКИ) Новосибирской митрополии Алексей Талашкин — стал гостем нашего музейно-просветительского центра.
Необычное — рядом с нами
— Алексей, здравствуйте! Что вас привело в «Касьяновский дом»?
— Здравствуйте! Я пишу работу на соискание кандидатской степени, — при Алтайском государственном университете — посвященную старинным колоколам и мастерству их создания в Сибири.
На сайте «Касьяновского дома» меня очень заинтересовал один предмет из богатой коллекции ваших экспонатов — колокол второй половины XIX века (сейчас выставлен в рамках экспозиции выставки «Он не жил, а горел ради Церкви Христовой» памяти священномученика Димитрия Неровецкого, — М.Р.). Даже беглого знакомства с ним на 3D-экспозиции вашего сайта хватило, чтобы понять: это действительно уникальная вещь в масштабах всей Сибири.
— Точные данные о его истории до наших дней не дошли. Почему этот колокол — особенный?
— Прежде всего, посмотрите на его «корону» — верхнюю часть. Она очень изящна, если сравнивать с тем, как было принято изготавливать колокола в Сибири в XIX–XVIII веке. Или взгляните на эти искусно нанесенные узоры — это тоже небывалая редкость.
Из красноярских мастеров XIX века сейчас, в первую очередь, хорошо известен Степан Чернышов. У него был целый колокольный завод за рекой Качей, колокола для многих храмов Енисейской губернии отливали затем и его сыновья. Но я предполагаю, что вряд ли этот памятник старины — дело рук кого-то из Чернышовых. Слишком уж вычурно он выполнен, в сравнении с известными образцами их стиля.
Нелегкая разлука колоколов и храмов
— Быть может, на Красноярской земле вас заинтересовали и другие памятники колокольного искусства?
— Да, сегодня я надеюсь увидеть еще один очень любопытный экспонат: колокол с храма Параскевы Пятницы в деревне Барабаново.
Его я до этого видел только на фотографиях, и он мне показался невероятно похожим на один из колоколов уникального Спасского храма из покинутого еще два века назад города Зашиверска, что в Якутии. Только эта церковь и осталась от города-призрака к ХХ веку, и ее в 70-х годах перенесли в Историко-архитектурный музей под открытым небом под Новосибирском. И вот я думаю: неужели эти два колокола, висевших в храмах за тысячи километров друг от друга, отлили в одном и том же месте одни и те же мастера?
— Но барабановский колокол оказался разлученным со своим храмом…
— Да, сейчас он хранится в ведомственном закрытом музее, при учебном центре МЧС в городе Железногорске. Как специалист, как мирянин, я не думаю, что это верное решение, ведь колокола, как и иконы, как и предметы церковной утвари и облачения, уместнее всего смотрятся в храмах или церковных музеях.
К сожалению, барабановский случай совсем не уникальный: очень многие ценные колокола хранятся сейчас в светских учреждениях культуры: и у вас, в Красноярске, и у нас, в Новосибирске, и во многих других городах. Поэтому и имеющиеся церковные коллекции старинных колоколов зачастую очень скудны, а в большинстве епархиальных центрах об их создании не идет и речи. А ведь колокола — это важные памятники истории Церкви, свидетельства о многих веках ее прошлого.
Колокола красноярской Успенской мужской обители
И, на мой взгляд, одно дело, когда колокол пребывает в музее краеведческом — куда открыты двери всем желающим, и совсем другое, когда он находится в музее ведомственном, закрытом для широкой публики учреждении.
— Какой выход вы видите из этой ситуации?
— Понять хранителей и сотрудников светских музеев можно. Это их работа — оберегать фонды своих учреждений. Важно помнить, что в любой ситуации возможен компромисс. Например, Церковь может изготовить и передать музейщикам точную копию нужного колокола, а взамен получить оригинал.
Думаю, случаи с возвращением в храмы чтимых икон, оказавшихся в учреждениях культуры в годы «воинствующего атеизма», могут стать здесь нужным прецедентом.
Тернистый путь из самоучек в мастера
— Но вернемся к колоколу из нашей коллекции. Вот эта трещина — недоработка мастеров или следствие неверной эксплуатации?
— Сибирские колокола, как правило, создавались в кустарных условиях. Огрехи были частым явлением. Например, мне встречались такие образцы, где толщина стенки в разных местах могла отличаться в несколько раз!
Поэтому трещина могла появиться как и в те времена, так и в более поздние. Ведь уже к возрождению церковной жизни навыки извлечения колокольного звона в наших краях были едва ли не полностью утрачены. Звонарями становились энтузиасты, которые и не знали порой даже как правильно крепить чудом сохраненные колокола, и как извлекать из них звон.
Вот и стали давать о себе знать огрехи прошлого века… К слову, звонари до сих пор не очень любят одну старую традицию Светлой седмицы: когда каждый желающий может попробовать свои силы на храмовых звонницах. Между собой мы шутим, что это время, когда новые звонари рождаются, а старые колокола гибнут. Вот, у одного моего друга, звонаря из Пскова, таким образом испортили старинный колокол XV века.
— И это — произведение искушенных в своем деле мастеров. А в Сибири все, кто лил колокола, были самоучками?
— Да, и некоторые из них всю жизнь могли и не покидать окрестности родного города. Потому и речи не могло идти о фундаментальной теоретической подготовке, знакомстве с опытом мастеров европейской части России. В Пскове, Суздале или Великом Новгороде колокола отливали веками, там сложились свои школы со своими традициями — а в Сибири приходилось многое начинать с нуля, делать на глаз.
Конечно, бывало такое, что некоторые умельцы решались покидать родные места и переезжать за Урал. Например, тот самый колокол для утраченного Воскресенского собора в Красноярске отлил приглашенный мастер из Ярославля. Но это, скорее, особый случай: один из пяти-семи самых больших колоколов во всей Сибири и Дальнем Востоке, заказчиком выступил лично тогдашний градоначальник, Петр Кузнецов.
Изучая исторические источники, я находил гораздо больше примеров тому, как колокола делали, скажем, ссыльные преступники или представители коренных народов, только недавно принявшие Православие. Конечно, в европейской части России такое представить себе было просто невозможно.
— А что еще мешало новым колоколам радовать слух сибиряков своим звоном?
— В первую очередь, это даже не климат или большие расстояния, а острый дефицит олова. Этот металл необходим для получения бронзы; примерно на три доли меди, которой в Сибири как раз хватало с избытком, требовалась одна доля олова.
Но долгое время оно в России почти не добывалось, и металл приходилось ввозить из-за рубежа. Конечно, сибирякам оно было значительно менее доступно, и выходили из этой ситуации по-разному. На Алтае, я читал, не ленились даже ездить за ним на Исетскую ярмарку — а это за тысячи километров, на Урале! Но чаще, олово попросту заменяли более доступными аналогами — например, цинком. На качестве конечного продукта это не могло не сказываться.
Колокола, которые спасали людей
— А почему не пытались заказывать колокола у мастеров из других русских земель?
— Посудите сами — каково это было доставить даже не самые большие колокола до появления железнодорожного транспорта: за тысячи километров, по труднопроходимому пути? Выполнить такое зачастую было куда дороже, чем выплавить колокол у себя.
При этом, я встречал упоминания о том, как колокола успешно перевозили по Сибири. Например, в начале XIX века их однажды доставили из Тюмени в Иркутск! (Более 3,1 тыс. км по прямой — М.Р.) Большую часть пути эти смельчаки проделали речным путем, настолько массивные были колокола. Но уже вблизи конечно пункта удача им немного изменила: снег и лед покрыли все пути, поэтому пришлось отложить прибытие в Иркутск до весны.
— Казалось бы: такие усилия и такие траты при весьма суровых реалиях Сибири прошлых веков. Тут бы выжить…
— …а колокола выживать и позволяли! Причем буквально: они в ту пору не воспринимались сугубо как церковный, богослужебный атрибут. Вспомните, например, про набатный звон — а угроза нападений кочевников для первых русских поселений в Сибири была актуальной многие десятилетия.
Пожарный звон — опять же, каменных зданий в наших городах тоже долгое время почти не было, многие выгорали подчистую из-за пустяковых возгораний. Или метельный звон — только он иногда, словно маяк, позволял в зимние бури сбившимся путникам находить верную дорогу.
Да и представить себе православное богослужение без колокольного звона уже к тому времени было просто невозможно. Поэтому даже самые первые русские поселенцы в Сибири либо слали в Москву грамоты с просьбами прислать колокола вместе с вещами первой необходимости, либо пытались извлекать звон из подручных предметов, например, якорей речных судов. И тому есть многие свидетельства.
— А сейчас колокола — какую роль они играют в церковной жизни?
— Это — самое понятное и очевидное свидетельство присутствия Церкви в жизни людей. Услышать проповедь может не каждый, а колокольный звон доступен для каждого прохожего.
Алексей Талашкин на открытом фестивале звонарей Красноярской митрополии «Колокола Сибири». 11 июня 2017 года.
В юношеские годы — почти уже 15 лет назад — он позволил открыть Православие мне: я жил в пригороде Новосибирска, ездил на учебу в университет на электричке. Подолгу порой ее ждал, невольно слушая благовест колоколов из нашей маленькой церкви. Так и появилось желание стать звонарем самому.
