Конец XIX — начало XX веков вошли в историю русской культуры как «Серебряный век». Необходимо оговориться: понятие это собирательное и во многом весьма условное, устоявшееся изначально в эмигрантской литературе первой половины прошлого века. Зачастую его авторство приписывают Николаю Бердяеву, однако словосочетание «серебряный век» не встречается ни в одном тексте, написанном великим русским философом.
Впрочем, гораздо важнее не проблема авторства, а тот факт, что сами авторы Серебряного века относились к термину весьма иронично, если не неприязненно: во-первых, он словно ставил их на второе место после «Золотого века», эпохи А.С. Пушкина, во-вторых объединял совершенно непохожие между собой модернистские течения в литературе.
- Символизм
В контексте упомянутой выше условности понятия «Серебряный век» русский символизм рубежа XIX — XX веков является неким «обобщением внутри обобщения». Поэтов этого направления, черпавших вдохновение как в произведениях поздних русских классиков, так и в творчестве французских классических символистов, объединяли неприятие обыденности и вера в символ как основу искусства.
Символизм стал своеобразным ответом на, выражаясь современным языком, тренды XIX века: научно-технический прогресс, «промышленную революцию», рост популярности позитивистской философии, веру в торжество человеческого разума. Им символисты противопоставляли мистицизм, упования на интуитивное знание, дуалистическую картину мира, ну и, разумеется, особое значение непрямого, символического отражение действительности.
Нередко с русским символизмом ассоциируют понятие «декаданс» (фр. décadence — «упадок»). Что это, оскорбительное клише или нечто большое? Декадансом или «Fin de siècle» («Конец века») принято называть период в развитии мировой культуры рубежа XIX – XX, наполненный страхом перед будущим, эфемерностью бытия, разочарованием в жизни.
Поэт Константин Бальмонт, так характеризовал взаимосвязь между символизмом и декадентством: [декадентство] «служило не только и не столько формой эстетического отношения к жизни, сколько удобной оболочкой для создания образа творца нового искусства».
Константина Дмитриевича, пожалуй, можно назвать наиболее ярким представителем ранних символистов. Своей мистической экзальтированностью и пышными, изощренными метафорами он, в равной степени, покорял сердца поклонников и плодил едкие насмешки критиков («Хотя Бальмонт и москвич, между ним и Россией лежит океан», — отзывался о нем Осип Мандельштам).
И вы мне дороги, мучительные сны
Жестокой матери, безжалостной Природы,
Кривые кактусы, побеги белены,
И змей и ящериц отверженные роды
(«Уроды», 1899)
Человечек современный, низкорослый, слабосильный,
Мелкий собственник, законник, лицемерный семьянин,
Весь трусливый, весь двуличный, косодушный, щепетильный,
Вся душа его, душонка — точно из морщин.
(«Человечки», 1905)
Там смутный кто-то, я не знаю кто,
Ронял слова печали и забвенья:
«Бесчувственно Великое Ничто,
В нём я и ты — мелькаем на мгновенье.
(«Великое Ничто», 1903)
К.Д. Бальмонт, портрет Д. Мариничева, 2013.
Подобная экзальтированность была свойственна и другим первопроходцам символистской поэзии в России: Дмитрия Мережковского, Зинаиды Гиппиус, Валерия Брюсова и других. Неудивительно, что и в царской России, и, особенно, в советский период их творчество не сильно жаловала государственная власть (тем более, что едва ли не все ранние символисты после революции предпочли покинуть Россию). При этом, представители направления выступали с позиций чистого искусства и подчеркнуто дистанцировались от политических реалий (здесь, правда, из общего ряда несколько выделяется всё тот же Бальмонт, написавший в 1906 году обличительное стихотворение «Наш царь» в адрес Николая II).
Младшее поколение символистов (Сергей Соловьев, Александр Блок, Андрей Белый, Сергей Соловьев и другие), в свою очередь постарались отойти от декаданса и нарочитого эпатажа предшественников, придать своему творчеству более позитивный окрас. Для этого направления характерной чертой было художественное переосмысление религиозных символов.
Своеобразным манифестом младосимволистов стало стихотворение «Милый друг» Сергея Соловьева (1892):
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?
Но вершиной младосимволистской поэзии по праву считается поэзия Александра Блока:
Так идут державным шагом,
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой, невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос
- Акмеисты
Творчеством символистов искренне восхищались, и — нещадно критиковали: за напыщенность, пустой пафос, безжизненность. Из этой критики и зародилось новое литературное течение — акмеизм (от греч. άκμη — пик, цветение).
Свою «приземленность» акмеисты в 1912 постарались максимально подчеркнуть даже в названии объединения — «Цех поэтов» (в противовес «Академии стиха» символистов). Поэты этого направления во главу угла творчества ставили камерность, эстетизм и поэтизацию чувств первозданного человека.
В отличие от символистов, многочисленных и находившихся между собой в весьма непростых отношениях, акмеисты представляли собой малочисленную и объединенную личной дружбой группу: Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Сергей Городецкий, Михаил Зенкевич, Владимир Нарбут. «Акмеистов было шесть, и седьмого никогда не было», — безапелляционно утверждала на этот счет Анна Ахматова.
А.А. Ахматова, портрет А. Модильяни, 1911г
Впрочем, надо оговориться, что в работе «Цеха поэтов» принимали участие и другие литераторы, а уже в 20-е годы, в подражание мэтрам направления начали творить т.н. «младшие акмеисты».
Акмеисты отвергали мистическую туманность и призывали к восприятию реального мира во всем его многообразии:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А «ура» вдали — как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это — мирное селенье
В самый благостный из вечеров.
(Н. Гумилев, «Война», 1914)
Столь же предметными и четкими были их образы в описании чувств и мыслей:
Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно…
Я слышу: легкий трепетный смычок,
Как от предсмертной боли, бьется, бьется
И страшно мне, что сердце разорвется,
Не допишу я этих нежных строк…
(А. Ахматова, «Сегодня мне письма не принесли», 1912).
- Футуризм
Для всего модернистского искусства неотъемлемым компонентами были бунтарство, ниспровержение классиков и эпатаж. Однако возвести все это в абсолют сумели только поэты-футуристы (лат. futurum — будущее).
Если русский символизм серьезно отличался от французского аналога, а акмеизм был уникальным явлением в мировой поэзии, то футуризм был напрямую заимствован из-за рубежа: родиной этого авангардного направления стала Италия.
Родоначальник футуризма Филиппо Маринетти прямо призывал последователей «ежедневно плевать на алтарь искусства». Всё то, от чего пытались «скрыться» в своем творчестве символисты — рост науки, индустриализация, технический прогресс — для футуристов служило объектами поклонения, высшей ценностью, в борьбе за которую необходимо уничтожить всё отжившее и устаревшее.
Отсюда и грядущие призывы «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности», поражавшие современников перфомансы вроде «Победы над Солнцем» и выглядящие, мягко говоря, диковинными и поныне эксперименты над языком. Неудивительно, что многие футуристы в своем стремлении разрушить устои и приблизить светлое будущее оказывались падкими на различные крайние политические идеологии, от фашизма до большевизма.
Листовка с манифестом футуристов. 1912.
Футуристы стали одними из первых деятелей искусства, которые стали уделять значительное внимание вопросам подачи творчества, начиная от выпусков разнообразных манифестов и кончая открытыми публичными презентациями своих произведений (нередко переходившими в драки). Не гнушались представители этого направления и открыто провоцировать скандалы с противостоящими поэтами.
«Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве», — прямо утверждалось в первом поэтическом сборнике кубофутуристов «Пощечина общественному вкусу». В сборнике были представлены произведения Велимира Хлебникова, Алексея Крученых, Давида Бурлюка и, безусловно, наиболее знаменитого из российских футуристов — Владимира Маяковского:
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется — и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я — бесценных слов транжир и мот
(«Нате», 1913).
Из всего литературного многообразия Серебряного века футуристы, как «идейно близкие», более всех пришлись «ко двору» новой советской власти (хотя ряд видных представителей направления, такие как Игорь Северянин или Давид Бурлюк, предпочли эмигрировать за рубеж после революции).
Однако на смену революционной вольнице в искусстве 20-х годов пришел суровый «социалистический реализм» годов 30-х. Футуристы в новых реалиях оказались уже не нужны. Трагически ушел из жизни затравленный в официальной прессе Маяковский, а его сподвижники либо подверглись репрессиям, либо оказались выключенными из литературной жизни СССР. Мечты о «триумфе над Солнцем» обернулись влачением жалкой жизни в неизвестности.
- Имажинизм
Широкая палитра цветов Серебряного века не позволяет «разложить по полочкам» всех, кто творил в этот период. Вопрос о статусе многих течений до сих пор остается дискуссионным в литературе. Классическим примером является судьба имажинистов (от лат. imago — образ).
Первый поэтический вечер деятелей этого направления состоялся 29 января 1919 г. в Москве. Декларацию новосозданного «Ордена имажинистов», как они сами называли свое объединение, подписали Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф и ряд других авторов.
«Единственным законом искусства, единственным и несравненным методом является выявление жизни через образ и ритмику образов… Образ, и только образ <…> — вот орудие производства мастера искусства… Только образ, как нафталин, пересыпающий произведение, спасает это последнее от моли времени. Образ — это броня строки. Это панцирь картины. Это крепостная артиллерия театрального действия».
В некотором роде, имажинизм был попыткой реставрации полузабытого символизма, но под новой оболочкой. Внешнюю эстетику имажинисты заимствовали у футуристов. Противопоставляя свое направление «футурью», как они его пренебрежительно называли, имажинисты на практике заимствовали многие средства из их арсенала: яркие перфомансы, провокационные акции и многое другое.
Однако противопоставить им цельную поэзию имажнисты так и не смогли. По существу, каждый из поэтов, относивший себя к этому направлению, творил в своей индивидуальной манере. В первую очередь, разумеется, это касается наиболее яркого из их числа, Сергея Есенина. «Орден имажинистов» объявил о самороспуске уже в 1924 году, и имена большинства его авторов известны лишь узкому кругу ценителей литературы.
С.А. Есенин. 1921.
Но стихотворения Сергея Есенина до сих пор любимы многими поколениями российской и зарубежной публики:
Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось,—
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
(«Письмо матери», 1924).
Поэзия Серебряного века остается и будет оставаться исключительным явлением в мировой литературе. «То, что мы назвали „веком серебряным“, по силе и энергии, а также по обилию удивительных созданий, почти не имеет аналогии на Западе: это как бы стиснутые в три десятилетия явления, занявшие, например, во Франции весь девятнадцатый и начало двадцатого века», — справедливо писал впоследствии литератор Николай Оцуп.
Поэзия Серебряного века и люди, которую ее творили, словно воплотили в себе всю атмосферу России столетней давности, все переживания, чаяния и заблуждения той эпохи. Высоты эстетических идеалов соседствовали в ней с ниспроверганием всей культуры прошлого, а вера в разум и прогресс — со вселенским пессимизмом и разочарованием в жизни.
Оттого не удивительно, что мало кто из творцов Серебряного века был по-настоящему счастливым человеком, прямо шедшим вперед по своему жизненному пути. Разводы и супружеские измены, пристрастия к алкоголю и наркотикам, депрессии и самоубийства можно найти в биографиях едва ли не каждого поэта этого удивительного времени. Тем не менее, их предрассудки, их заблуждения и их мечты — это то, чем продолжает жить культура России и по сей день.
