5 марта 1918 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон обратился с посланием ко всей полноте Русской Церкви по совершенно особому поводу. Двумя днями ранее в Брест-Литовске на западе современной Белоруссии представители новых, большевистских властей России подписали мирный договор с противостоявшими нашей стране в Первой мировой войне Центральными державами (Германией, Австро-Венгрией, Османской империей и Болгарией).
Немецкие и австро-венгерские военные и дипломаты в Бресте. Зима 1918 года.
«Заключенный ныне мир, но которому отторгаются от нас целые области, населенные православным народом, и отдаются на волю чуждого по вере врага <…> не даст народу желанного отдыха и успокоения, Церкви же православной принесет великий урон и горе, а Отечеству неисчислимые потери», — с горечью писал первый за два столетия московский Патриарх. И в своих оценках будущий святитель Церкви был совсем не одинок; в равной степени с ним негодовали люди самых разных политических взглядов.
Брестский «мир» хуже любой капитуляции, Ленин и Троцкий обрекли Россию на небывалый позор, — так в те дни считали многие, в том числе даже члены большевистской партии. Почему же новые властители страны после долгих споров пошли на такой шаг?
Условия Брестского мира были действительно настолько тяжелы?
Безусловно! Особенно для России — страны, даже после проигранных войн не платившей контрибуции, и не несшей ощутимых территориальных потерь.
Территории, отошедшие к Центральным державам по Брестскому договору
От павшей империи Романовых отторгались не только польские губернии и Литва с Латвией (фактически оккупированные немецкими и австрийскими войсками задолго до этого), но и Финляндия, Эстония, Белоруссия и Украина. Россия лишалась трети населения, четверти железнодорожной сети, 3/4 выплавляемых железа и стали и 4/5 добываемого угля.
Вдобавок, советские власти обязывались выплатить Германии и ее союзникам 6 миллиардов марок, отказаться от вооруженных сил и выполнить еще ряд весьма унизительных требований.
Неужели большевики добивались именно таких условий мира?
Конечно нет. Владимир Ленин и его партия грезили прекращением «империалистической войны» и началом Мировой пролетарской революции. Этому делу и были призваны служить мирные переговоры с «Центральными державами», начатые еще 2 декабря (21 ноября по ст.ст.) 1917 года.
Обе стороны были неискренними в своих мирных инициативах. Представители Германии, совершенно обессиленной четырьмя годами мировой войны, стремились закрепить за собой как можно больше ценной и богатой территории. Большевики же намеренно затягивали переговоры: требуя заведомо недостижимого мира «без аннексий и контрибуций» они намеревались незаметно разложить революционной пропагандой немецких и австро-венгерских солдат.
В конечном счете, терпение у германского руководства иссякло. «Сегодня большевистское правительство напрямую обратилось к моим войскам с открытым радиообращением, призывающим к восстанию и неповиновению своим высшим командирам. Ни я, ни фельдмаршал фон Гинденбург больше не можем терпеть такое положение вещей», — заявил 9 февраля 1918 года лично император (кайзер) Вильгельм II, потребовав от советской стороны принятия выдвигаемых своими дипломатами условий.
Все ли большевики были согласны подписать мир на немецких условиях?
Нет, изначально таких в партийном руководстве было абсолютное меньшинство. Еще 21 января (8 января по ст.ст.) 1918 года Владимир Ленин, словно предвидя дальнейшие события, призвал членов центрального комитета большевистской партии принять «Тезисы о мире» (к слову, и немецкие условия тогда еще не носили унизительный характер).
Однако из 63 участников только 15 согласились с предложением лидера, а больше половины (32) во главе с Николаем Бухариным высказались за «революционную войну» с «империалистами». Еще четверть поддержала план «армию распустить, мир не подписывать», выдвинутый народным комиссаром иностранных дел Львом Троцким.
Лев Троцкий (в центре) по прибытии на новый раунд переговоров с противником. Зима 1918 года.
Абсурдная, казалось бы, идея не была лишена логики: Троцкий, как и Ленин, осознавал полную небоеспособность вооруженных сил. При этом он полагал и что немцев бояться не стоит: противник истощен и падок на революционную пропаганду. Тем не менее, почти месяц ни Ленину, ни Троцкому не удавалось переубедить поборников «революционной войны».
Почему в итоге мир был всё-таки подписан?
18 февраля немецкие войска начали наступление по всей линии фронта. Достойного сопротивления, как и предполагал Ленин, они не встретили. Вдвойне унизительно: ведь армия Германии к тому времени сама находилась в аховом положении, страдая от недостатка решительно всего. Тем не менее, немецкие солдаты сохранили боевой дух и за несколько дней проникли вглубь российской территории на 300 км. Без каких-либо значимых боев почти за неделю были взяты Киев и Гомель, Чернигов и Могилев, Ревель (ныне — Таллин) и Псков…
Австро-венгерские военные музыканты выступают с концертом в оккупированном украинском городке Проскуров. Весна 1918 года.
Идея «революционной войны» с треском провалилась. Рабочие в Петрограде и других крупных городах не желали идти на фронт под навязчивые призывы советских агитаторов. Пролетарии искренне недоумевали: год назад большевики обещали положить конец «империалистической бойне», а теперь сами стали звать на новую войну с немцами.
В сложившихся условиях Ленину наконец-то удалось убедить товарищей пойти на мир на условиях врага, по злой иронии судьбы — в день 23 февраля. А 3 марта «похабный мир» (так этот документ назовет впоследствии сам Владимир Ильич) подпишут советские дипломаты во главе с Троцким и представители Центральных держав.
Что Брестский мир дал тем, кто его подписал?
Выражаясь аллегорически, Германия, надеясь на медовую пасеку, получила от большевиков осиный улей. Переданные по договору территории и так уже год фактически жили в условиях хаоса, а иностранная оккупация только усугубила существовавшее положение. Захваченные территории станут ареной партизанской войны, и превратить ту же Украину или Белоруссию в ценную ресурсную базу у немцев и австрийцев так и не получится.
Вскоре же все надежды Центральных держав на итоговую победу в Первой мировой войне обратятся прахом со вступлением в конфликт Соединенных Штатов Америки. Спустя восемь месяцев после Бреста Германия и ее союзники окончательно капитулируют. Так что слова лидера петроградских большевиков Григория Зиновьева «Всё строение, возводимое ныне германскими империалистами есть лёгкий дощатый забор, который в самом непродолжительном времени будет беспощадно сметён историей» окажутся пророческими.
Падение Германии в Первой мировой войне сделает недействительными условия договора.
Для большевистского правительства Брестский мир станет мощным репутационным ударом. Фактическую капитуляцию осудят едва ли не все политические силы России, от консерваторов до анархистов. Тем не менее, Ленин и его соратники удержали власть и продолжили строительство «первого в мире государства рабочих и крестьян». Да и большинство территорий, отданных Германии, уже в ближайшем будущем станут советскими республиками.
