Гаврин Денис Анатольевич, кандидат исторических наук, хранитель фондов Музейно-выставочного центра г. Железногорска.
В данной статье рассматривается проблема учености и невежества российской интеллигенции. Особая роль в православном возрождении России должна принадлежать интеллигенции как наиболее образованному, культурному и прогрессивному слою общества. Основным характерным и несомненным признаком русской дореволюционной интеллигенции была ученость. У большинства представителей современной интеллигенции наряду с ученостью наблюдается невежество. Невежество — это следствие искаженного образования, которое мы унаследовали с советских времен. Современное российское общество испытывает дефицит глубоких разносторонних объективных знаний.
В России уже в течение 20 лет идет трудный процесс возрождения Православия, возрождения церковной жизни. Сейчас можно констатировать, что на сегодняшний день наш народ хоть и крещеный, но не православный. Особая роль в православном возрождении России должна принадлежать наиболее образованному, культурному и прогрессивному слою общества — интеллигенции. О российской интеллигенции справедливо говорят как о неповторимом явлении истории. «Каждое поколение интеллигенции определяло себя по-своему, отрекаясь от своих предков и начиная — на десять лет — новую эру», — писал Г.П. Федотов [4, C. 68]. Знаменитый сборник «Вехи» (1909 г.) — наиболее концентрированное и яркое выражение интеллигентской самокритики, ставшей традицией и часто принимавшей довольно мрачные формы перемен в «самоопределении». «Трагедия интеллигенции», — таким заголовком своей статьи Федотов давал правильно понять и оценить ситуацию, которую создают и в которую непрестанно ввергают себя представители этого слоя общества. За идеалистами — реалисты, за реалистами — «критически мыслящие личности», они же народники, за народниками — марксисты. Нет, это не дружные усилия: «дедка за репку, бабка за дедку», это — череда братоубийственных могил.
Что бы ни совершалось в жизни нашего отечества за последние полтора столетия, происходило не без участия интеллигенции. Душа ее, как заявлено в «Вехах», есть ключ к грядущим судьбам российской государственности и общественного бытия. С.Н. Булгаков дал острую и до сих пор не устаревшую постановку вопроса об интеллигенции, сравнив ее с окном в Европу, прорубленным Петром I, через которое входит к нам западный воздух, одновременно и живительный, и ядовитый. Поэтому высоко и значительно ее историческое призвание, но вместе с тем и «устрашающе огромна ее историческая ответственность перед будущим нашей страны, как ближайшим, так и отдаленным» [1, C. 33]. Размышления Булгакова, как и других веховцев, вызваны одною озабоченностью, одной общей тревогой: «поднимется ли на высоту своей задачи русская интеллигенция, получит ли Россия столь нужный ей образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волею, ибо, в противном случае, интеллигенция… погубит Россию» [Там же].
Многое зависит от природы интеллигенции, еще больше — от духовных и идейных основ, на которых она утвердится. Революции 1905 и 1917 гг. были раскрытием ее характера и вместе с тем исторической проверкой действительного содержания и смысла ее идеологии, испытанием нравственной состоятельности ее мировоззрения.
Около ста лет подряд русская революционная, или «прогрессивная» интеллигенция упорно, настойчиво и даже «научно» свергала все, что, по ее просвещенному мнению, надлежало свергать: самодержавие и религию, национальность и государственность, собственность и семью, всякий общественный порядок и всякий сложившийся быт. И когда все, подлежащее свержению, было наконецто свергнуто,— интеллигенцию вышибли вон. Частью — за границу, а частью и на тот свет.
Есть признаки, постоянно присущие русской интеллигенции в ее основном, решающем слое. Прежде всего — «революционность», которая с ходом десятилетий принимала разные формы, выискивала разные формулировки и опиралась на самые разнообразные философские системы, но всегда и во всем стремилась к «свержению». Все, кто стоял вне революции, — автоматически ставил себя и вне интеллигенции [3, C. 351].
Вторым характерным признаком интеллигенции является ее книжная ученость — «эрудиция». Это книжная ученость — то есть не знания и навыки настоящего ученого, представителя «точных наук» — вроде Менделеева и Павлова, не есть практическое знание государственности, как у С.Ю. Витте или П.А. Столыпина, не живое знание хозяйства, как у Стахеева или Рябушинского, и не интуитивное познание жизни, как у Блока или Белого. Это есть знание книг, и только книг. И, кроме того, в подавляющем большинстве случаев книг, написанных не в России и по поводам, никакого отношения к русской действительности не имеющим.
По мнению некоторых исследователей, само существование русской интеллигенции, является какой-то грандиозной — «беспримерной в мировой истории», как теперь любят говорить, — сплошной и нелепой неувязкой. Самый термин возник из латинского глагола «ин теллегере» — понимать. Интеллигенция наша, как теперь это выяснилось с предельной и фактической очевидностью, не понимала решительно ничего. Для обозначения этого нелепого слоя не нашлось слова в русском языке. Для существования этого слоя не нашлось места нигде больше в мире.
Русский интеллигент — «исторический беспризорник русской истории», плод незаконной и не очень уж искренней любви России и Европы, подкидыш обеих культур — являет собою поистине трагическую фигуру: ему никогда не было где преклонить свою набитую цитатами голову. Он родился подкидышем, — так подкидышем и умер. Отсюда и хроническая «переоценка ценностей», и традиционный обряд сожжения богов и церковки. От этой заблудшей между тремя соснами души иногда веет истинной жутью. Истинной жутью все это и закончилось [Там же].
И если основным характерным и несомненным признаком русской дореволюционной интеллигенции, была ученость — хотя и книжная, по мнению многих, то у большинства представителей советской и особенно постсоветской интеллигенции, наряду с ученостью наблюдается невежество. Образованный слой превратился в «образованщину».
Духовная жизнь современного общества наглядно демонстрирует нам, что можно много знать и не быть интеллигентным, а можно мало знать и быть интеллигентом. А.И. Солженицын в своей известной статье противопоставляет образованщину истинной образованности, считая главным критерием интеллигентности не умственный, а нравственный потенциал. «Интеллигенция-образованщина как огромный социальный слой закончила свое развитие в теплом болоте и уже не может стать воздухоплавательной. Но это и в прежние, лучшие времена интеллигенции было неверно: зачислять в интеллигенцию целыми семьями, родами, кружками, слоями. В частности могли быть и сплошь интеллигентная семья, и род, и кружок, и слой, а все же по смыслу слова интеллигентом человек становится индивидуально» [2, C. 28–46].
Для современной интеллигенции изначально характерны невежество, снобистское сознание, эскапизм и просто плохое воспитание, и этому есть объяснение. Рекрутируясь из различных слоев и групп населения, интеллигенция XXI века сохраняет в личной памяти различные версии прошлого и различные образы общественных институтов. Индивидуальная память, разделяемая тысячами, успешно воспроизводит всевозможные формы остаточного архаичного сознания, в том числе оккультные, мистические, языческие, псевдохристианские верования. Отсюда коллективная вера в астрологию, снежного человека, народные приметы, достижения «эпохи Водолея», свойственные преимущественно интеллигенции и только интеллигенции. Неспособная подняться над обыденным сознанием, чуждым решению сложных, многомерных задач, она уходит в мир отвлеченных идей и утопических проектов, иллюзий, социального мифотворчества. Сама мысль о многомерности причин и следствий злит и выводит ее из себя.
Книжная основа интеллигентской «умности» ориентирована на индивидуальные ценности и мировидение. Являясь результатом культурного насилия и внешнего воздействия образования, «книжные знания» всего лишь реакция на вербально выраженную чужую мысль. Интеллигенция повторяет «зады» чужой мысли. Г. Шпет замечал: «Нам учиться всегда недосуг. За азбукой мы тотчас читаем последние известия в газетах, любим последнее слово, решаем последние вопросы» [5, C. 72].
Начало XXI века в России — время излома, оно высвечивает суть каждого человека. В интеллигенции оно ярко высветило духовное предательство и притворство. Человек творческого труда, человек культуры принципиально не отчужден от мира, он находится в тесной связи с этим миром, он — душа его и ум его. В России существует прямая связь между властью, рынком, интеллигенцией. Политически ангажированная интеллигенция активно участвует во властныхпроцессах и рыночных отношениях.
Невежественная власть в стране, науке, газете, обыденном существовании — только функция от критической и крепнущей массы повсеместного невежества. Самомнение и монологизм — рельефные, выпуклые черты невежества. Знание, образованность, просвещенность «в чистом виде» сегодня могут выглядеть идеализацией, абсолютом, даже ригоризмом, но у них есть мера и величие, незнакомые либеральному кругу интеллигенции и множествам «элит».
Невежество, негативизм личности зримо проявляется в языке. Речь российской интеллигенции насыщена и перенасыщена провинциализмами и жаргоном. Как известно, каждое слово в языке характеризуют истина и ясность. Знать можно только то, что доступно сознанию человека. Истинное знание только тогда закрепляется в языке, когда оно становится постижимым, понятным определенному множеству людей. Сегодня в широком ходу понятие некая «новая неграмотность».
Неустойчивость группового мировоззрения порождает смену ценностных установок, норм, символов, изменение отношения к различным феноменам общества. Духовные метания интеллигенции в 80-90-х годах, переродившейся из марксизма-ленинизма в постмодернизм, породили религиозный фантом. Причудливый симбиоз невежественных взглядов и представлений на природу религии, место и роль в истории страны православия, наивных мечтаний и истеричных упований на мессианство молитвы и культа святых. Еще в начале XX века С.Н. Булгаков подчеркивал «поразительное невежество интеллигенции в вопросах религии». За сто лет положение в лучшую сторону не изменилось.
В настоящее время разные интеллигентские течения считают православие основой национального самосознания русского народа и его государственности. Выход из кризиса они видят в возврате к религии и монархии. По сути, создается новая разновидность социальной мифологии. Пропагандируется религиозно-соборное мировоззрение в его первоначальном, славянофильском варианте, провозглашающем незыблемость триады Самодержавие — Православие — Народность.
За два последних десятилетия накоплен значительный научный материал, позволяющий делать адекватные выводы, заключения о глубине, степени, масштабности распространения религиозности в России. Жить по религиозным нормам (в частной, индивидуальной жизни) предпочитают около 10% населения, преимущественно люди старшего возраста. Клерикальный вариант устройства общественной жизни поддерживают около 5% православных при исключительно отрицательном отношении представителей других конфессий и неверующих. Одновременно рельефно выявилось очевидное невежество. Как ни многозначен личный религиозный опыт православного, но если он ожидает в будущем, после смерти, перерождения, а не суда Божия, если не может выразить в словах веру в живого, страдающего Бога, от любви которого зависит его спасение, а говорит о влияющей на него космической силе, то трудно понять, в чем состоит его православие.
Слова Сократа: «Невежество тождественно злу» очень актуальны в настоящее время. И Россия может погибнуть от этого зла. Современное российское общество испытывает дефицит глубоких разносторонних объективных знаний. В этом нельзя винить самих людей, а тем более их учителей и преподавателей. Невежество — это следствие искаженного образования, которое мы унаследовали с советских времен. Являясь одним из лучших в мире, оно давало нам лишь узкоспециальные знания. Математик в университете получал прекрасное математическое образование, физик — физическое и так далее. Но нашим прекрасным физикам и математикам гуманитарное образование давалось в искаженном виде — под видом некого наукообразного предмета.
В наше время гуманитарное образование продолжает строиться на наследии классиков марксизма, признавая существование неких безликих социальных законов, якобы существующих в обществе. Эти законы принижают роль выдающихся людей в истории, тогда как роль личности в истории определяющая. Люди принимают решения, а не общество, в котором царят законы исторического материализма. Эта псевдонаука сознательно искажает историю, преподнося ее как борьбу угнетенных классов против угнетателей. Наше внимание акцентируется на бунтах, восстаниях, революциях, и складывается впечатление, что законная монархия — наихудшая форма правления, при которой народ всегда страдал, и что Россия — страна низкой культуры, в которой всегда творилось какое-то беззаконие и произвол. И якобы ее история начинается с 1917 года, а все, что было до этого — всего лишь предыстория, не заслуживающая пристального внимания.
Если России суждено еще возродиться, — чудо, в которое вопреки всему мы хотим и обязаны верить, — то надо признать и то, что ее возрождению предстоит явиться не иначе как подлинным воскресением; подобно восстанию из мертвых, душа России обновится и устремится к совсем иной, новой жизни. Это будет возрождение Феникса из пепла через очистительный огонь. Но для этого требуется новое осознание прошлого: надо заставить себя понять, обрести историческое видение нашей драмы, уяснить действительные причины того, как оказалось возможным, что мы в 1917 году, — как и сегодня, в начале XXI века, — оказались повергнуты в такую бездну.
Возрождение вековечных основ прошлого и устремленность в обновленное будущее составляют в сущности не два расходящихся направления, а два подкрепляющие друг друга аспекта одного и того же согласованного внутри себя процесса.
Только обновленная интеллигенция может осознать подлинное свое назначение и исполнить тот действительный долг перед народом, о котором не переставали повторять славянофилы, о котором потом вновь напомнили и веховцы, именно, долг, состоящий в том, чтобы со страстью и упорством нести в широкие народные массы то, чему не обновленная интеллигенция всегда по природе своей как раз противилась, — нести национальную идею как оздоровляющую и организующую силу, без которой (как мы теперь видим и убеждаемся на современном опыте) невозможно ни возрождение народа, ни воссоздание государства.
Библиографический список
- Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество // Вехи. Из глубины. — М., 1991.
- Солженицын А.И., Образованщина // Журнал «Новый мир».— 1991, № 5.
- Солоневич И.Л. Наши интеллигенции // Загадка и разгадка России. — М., 2008.
- Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. В 2 т. — СПб., 1991. — Т. 1.
- Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты. Своевременные напоминания. Структура слова in usum aestheticae. — М., 2010.
