5 июля Президент Российской Федерации Владимир Путин подписал законопроект Государственной Думы о принятии поправок к статье 116 Уголовного кодекса — «Побои». Проект, криминализирующий любое насилие в семье, к тому моменту успел получить, неоднозначные оценки со стороны общества и Церкви.
Согласно новой диспозиции статьи, уголовным преступлением становится, в частности, «нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль <…> в отношении близких лиц». Среди прочих против данного законопроекта выступила Патриаршая комиссия по вопросам семьи, прямо призвавшая главу государства не подписывать его. Это привело к новому витку в обсуждениях принятых поправок: ряд СМИ усмотрели в данном заявлении чуть ли не благословение Церковью семейного насилия.
Против насилия или против воспитания?
В этих нескольких фактах скрыт целый пласт проблем современного общества России. Разумеется, ключевая из них — это вопрос насилия в семье. До 40% тяжких преступлений в нашей стране совершается внутри семьи, — такие удручающие показатели приводят самые разные исследователи, начиная с 2010 года. Ежегодно около тысячи российских детей погибают от насилия внутри своей семьи, а еще десятки тысяч — получают тяжелые увечья. Так что можно сказать, что инициатива Государственной Думы — это, как минимум, тревожный сигнал и признание реально существующих проблем семьи как института в масштабах страны.
Однако противники проекта, прозвавшие его «Законом против шлепков» или даже «Законом о запрете воспитания» упирают на то, что наказания детей — это как раз-таки не насилие и не унижения, а, напротив, часть воспитания, проявление любви, заботы о ребенке. В частности, упомянутая выше Патриаршая комиссия в своем заявлении утверждает, что новая норма закона «по своему содержанию направлена против семьи и принятого в российской культуре понимания прав родителей, дискриминационна, противоречит основным принципам здравой государственной семейной политики и не учитывает традиционные семейные и нравственные ценности российского общества».
При этом Церковь, как бы кому-то ни казалось, к насилию не призывает. Она предлагает лишь свое видение его границ. «Не вызывает никаких сомнений, что дети должны быть защищены от действительно преступных действий, кем бы они не совершались, особенно когда речь идет о преступном насилии. Однако нет никаких реальных оснований для того, чтобы приравнивать к таким преступным посягательствам разумное и умеренное применение любящими родителями в воспитании ребенка физических наказаний».
Аналогичную позицию заняла и Ассоциация родительских комитетов России, недоуменно вопрошающая в своем обращении к Владимиру Путину: «Согласно статье 38 Конституции РФ воспитание детей является правом и обязанностью родителей. Но как же родители должны воспитывать своих детей, если они лишаются рычагов воздействия на них?!»
Держа в уме данные о доле совершенных внутри «ячеек общества» преступлений, кажется весьма спорным утверждение о том, что семья представляет собой реальную, а не декларируемую ценность для россиян. Да и в самой постановке вопроса скрыто внутреннее противоречие: раз запрет физических наказаний внутри семьи ее, по словам авторов заявления, разрушает, то, получается, не очень это и стоящая вещь. Разве истинно ценное может держаться на одном принуждении?
Но рациональное зерно в этих двух заявлениях, несомненно, есть. Еще Шарль Луи Монтескье, живший за три с половиной столетия до нас, указывал, что законы государства должны соответствовать образу жизни людей, его населяющих.
Наказание или унижение?
Печально или нет, но те или иные виды физических наказаний — часть неотъемлемого образа жизни значительной части российских семей. И принятие одного закона не заставит вмиг россиян использовать ремень исключительно как элемент одежды — так же, как, например, пресловутый «Сухой закон» не превратил американцев первой трети XX века в нацию абсолютных трезвенников.
Кстати, зарубежный опыт законодательства в данной сфере особенно актуален. Юридический запрет телесных наказаний для детей давно стал международной тенденцией, к настоящему моменту он действует почти в 50 государствах, притом не только в западных Швеции, Нидерландах или Финляндии, но и, скажем, Монголии, Туркменистане и Гондурасе. Однако во многих странах власти уже столкнулось с проблемой: или нация поголовно превращается в правонарушителей, а закон неотвратимо приобретает декларативный характер, или норма закона приводится в более жизнеспособный вид и начинает работать.
В частности, в США, Норвегии, Великобритании, Австралии и некоторых других государствах подробно расписано, что считается насилием, а что нет. Четко прописывается возраст, при котором допустимы физические наказания, и в каких формах — без применения каких-либо предметов, без нанесения ущерба здоровью даже в форме синяков.
Увы, в новшествах от российских парламентариях этого нет. Так что критики по-своему правы: закон действительно уравнивает безобидные шлепки и жестокие побои.
Найти альтернативу ремню
Но безобидны ли те самые шлепки? Даже нашу редакцию этот вопрос расколол. А уж про обсуждение в Интернете и говорить нечего — сколько людей, столько и мнений.
Вопрос-то, если разобраться, имеет многовековую историю. О том, как правильно наказывать детей, рассуждали еще родоначальники педагогики, начиная с Яна Коменского и Иогана Песталоцци. Эту тему поднимали в своих произведениях и русские классики: в частности, Лев Толстой и Максим Горький. Так что те, кто пытаются придать физическим наказаниям для детей статус незыблемой традиции, на мой взгляд, не правы — подлинная традиция не может обсуждаться веками, многими людьми и во многих странах.
Вопрос особенно непростой в контексте того, что для каждого человека он носит сугубо личный, экзистенциальный характер. Это не обсуждение того, кто какую партию поддерживает или за какую внешнюю политику выступает. Нет, это прежде всего личный вердикт своим детским годам, своим родителям и своим детям, у кого они есть.
Традиции следует отделять от пережитков. Быть может, в патриархальных семьях далеких лет розга и была единственным средством, способным заставить многочисленных и непохожих детей одинаково чтить своих родителей. Опять-таки, тогда и о счастливом детстве речи идти не могло — большинство детей рассматривались, в первую очередь, как помощники взрослых, и должны были трудиться с самых ранних лет.
Но сейчас времена стали другими. Детям никто и ничто не мешает наслаждаться юными годами и постепенно входить во взрослую жизнь. Да и самих детей становится все меньше и меньше: даже семью, где три ребенка, уже принято считать многодетной. Так что неужели у родителей не остается иных средств воспитания кроме физической силы?
Боль порождает лишь страх, а не осознание неправильности своего поступка. В наше время лишение ребенка ставших привычными радостей, вроде Интернета или компьютерных игр, на мой взгляд, куда действеннее, чем подзатыльник или удары ремнем по мягкому месту. Это не озлобляет, не травмирует психику, но дает больше мотивации для понимания рамок допустимого и недопустимого.
Но вот только можно ли добиться этого сугубо административными методами, страхом уголовного наказания? Складывается парадокс: государство вторгается в повседневную реальность семей нашей страны и принуждением, угрозой наказания требует отказаться от насилия. Это противоречие, вкупе со ставшей прописной истиной о «суровости российских законов, которую компенсирует необязательность его исполнения», и перечеркивает благие помыслы разработчиков данных поправок.
