Столетие революционных событий в России — это и повод вспомнить о том, какими представляли революционеров в своих произведениях классики русской литературы. Кем же были зиждители нового мира? Самоотверженными борцами за свободу, безжалостными ниспровергателями ценностей или мятущимися, ослепленными людьми? У каждого писателя был свой ответ на этот вопрос.
1. Павел Базаров (И.С. Тургенев, «Отцы и дети»)
Конечно, Павел Иванович Базаров не был революционером в полном смысле этого слова. Однако, поколение нигилистов, которое олицетворяет собой этот персонаж, по существу, послужило основой для последующих революционных движений — вплоть до социал-демократов. Поэтому и Базаров, утверждавший, что «Рафаэль гроша медного не стоит», а «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта», абсолютно точно не будет чужим в ряду персонажей, грезивших отмести всё старое и построить новый мир.
Павел Базаров видит себя не просто практикующим врачом и даже больше чем ученым-медиком: он выступает, ни больше ни меньше, как ниспровергатель всех устаревших, с его точки зрения, авторитетов и общественных норм: «Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным… В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем».
В.Е. Маковский, «Вечеринка», 1875
К Базарову, как и к большинству других персонажей, сам автор относится с доброй иронией и не без доли сочувствия. Однако писатель красной линией проводит через весь роман мысль об одиночестве и отчужденности Павла Ивановича от окружающих. Причем речь идет не только о поколении «отцов» в образе Павла Петровича Кирсанова (который характеризует тезку как «лекаришку» и «просто шарлатана»), но и простых деревенских мужиков, для которых Базаров, по словам Тургенева, был «чем-то вроде шута горохового».
Даже друг Павла Ивановича Аркадий (если их отношения вообще можно считать подлинной дружбой), в конечном счете, преодолевает базаровское влияние и выбирает традиционный для помещика и дворянина жизненный путь. Открыто единомышленниками Базарова себя называют лишь только Ситников и Кукшина — откровенно карикатурные персонажи, весьма несвойственные для творчества Тургенева.
Так что брошенные в ссоре Павлом Кирсановым слова о том, что «вас всего четыре человека с половиною, а тех — миллионы», нашли свое воплощение не только в развязке «Отцов и детей», но и в русской действительности конца XIX века. Оттого и сюжетная смерть Павла Ивановича является больше чем несчастным стечением обстоятельств.
2. Алексей Кириллов (Ф.М. Достоевский, «Бесы»)
Еще более заблудшим и потерянным выглядит хронологически близкий к Базарову инженер Алексей Нилович Кириллов, один из главных героев шестого романа Федора Достоевского.
Как и многие другие герои автора «Бесов», Кириллов не является исключительным плодом фантазии. Его прообразом, в первую очередь, выступил знакомый Достоевскому по молодым годам участник революционного кружка петрашевцев К.И. Тимковский — «один из тех исключительных умов, которые если принимают какую-нибудь идею, то принимают ее так, что она первенствует над всеми другими, в ущерб другим».
Для Кириллова такой идеей стало отрицание существование Бога, внушенное, во многом, стараниями ключевого «антигероя» «Бесов» — Николая Ставрогина. Атеизм Кириллова принимает странный и страшный характер: сознать, что Бога нет и в то же время самому не стать Богом — бессмысленно; потому надо непременно убить себя, чтобы доказать свое право стать человеко-Богом.
И. Е. Репин, «Арест пропагандиста», 1889 год.
Причудливые умозаключения Кириллова приобретают практическую «пользу» в контексте темных дел организации Ставрогина. Им становится необходимым человек, который смог бы в письме-самооговоре взять на себя вину за расправу над разуверившимся в революционных идеях Иваном Шатовым и незамедлительно покончить с собой. Кстати, ключевой эпизод романа тоже списан с реального события — убийства членами кружка «Народная расправа» своего товарища в 1869 году.
Но Достоевский не был бы самим собой, если бы шаблонно изобразил Кириллова слабым и сломленным человеком, ставшим «пешкой» в чужой игре. В предсмертных рассуждениях Алексея Ниловича писатель излагает многие собственные важные идеи: о Боге, боли, смерти и бессмертии. Более того, некоторые личностные черты и вехи биографии Кириллова повторяют жизненный путь и характер самого Достоевского, что наводит на мысль: попытаться «стать человеко-Богом» может каждый из нас…
3. Илья Бунчук (М.А. Шолохов, «Тихий Дон»)
Сюжет «Тихого Дона» построен вокруг персонажей из патриархальной казачьей среды, и фигура Ильи Бунчука несколько выделяется на общем фоне: выходец из бедной казачьей семьи, он выбирает для себя жизненный путь заводского рабочего, проводит несколько лет в Москве и Санкт-Петербурге, вступает в РСДРП(б). Потому неудивительно, что его речь близка к стандартам литературного русского языка, и в ней почти не встречаются казачьи диалектизмы, так характерные для Мелеховых, Коршуновых, их родных и близких, выбравших разные стороны в годину революционной смуты.
С началом Первой мировой войны Бунчук уходит вольноопределяющимся на фронт — но не из патриотических побуждений, а для ведения революционной агитации среди казаков, с чем успешно справляется: «Должна быть рабочая диктатура. Крестьянство пойдет за нами, часть мыслящей интеллигенции тоже, а остальных… а с остальными мы вот что сделаем… — Бунчук быстрым жестом скрутил в тугой жгут какую-то бумагу, бывшую у него в руках, потряс ею, процедил сквозь зубы: — Вот что сделаем!»
С началом революционных событий Бунчук продолжает с полной отдачей сил служить большевистской партии: участвует в подавлении путча генерала Лавра Корнилова, затем борется с контрреволюцией на Дону.
Д.А. Шмарин, «Расказачивание», 1993 год
Илья Дмитриевич фанатично предан делу революции, даже не задумываясь над тем, что возглашаемые им лозунги начинают расходиться с делами. Весьма характерен эпизод с участием Бунчука в событиях корниловского мятежа: сначала он агитирует казаков не участвовать в выступлении, так как это чревато братоубийственной войной, а уже спустя несколько часов сам расстреливает безоружного корниловца есаула Калмыкова: «Они нас или мы их! Середки нету. На кровь — кровью».
События Гражданской войны, хоть и помогают Бунчуку встретить любовь в лице пулеметчицы Анны Погудко, но естественным образом ведут к его деградации как личности. Как «надежному товарищу», ему доверяют служить в ЧК, участвовать в безрассудных расправах над «контрреволюционерами». «Всем хочется ходить в цветущем саду, но ведь — черт их подери! — прежде грязь надо счистить», — говорит он во время спора с возлюбленной, пытаясь, скорее, убедить в этом самого себя.
В конечном счете, морально изможденный Бунчук возвращается на фронт, но теряет погибшую в бою Анну, а вместе с ней и, по всей видимости, и веру в революционные идеалы, и интерес к жизни. Буквально через месяц Илья Дмитриевич вместе с товарищами попадает в плен к белым казакам, которые, нарушив данное слово, расстреливают всех красноармейцев…
4. Никандр Рассветов ( С.А Есенин, «Страна негодяев»)
Несколько по-иному расставлены акценты в родственном Бунчуку образе красного комиссара Рассветова, одного из героев трижды переписанной поэмы Сергея Есенина о Гражданской войне.
Подобно шолоховскому герою, Рассветов так же защищает с оружием в руках советскую власть и настолько же бескомпромиссно ей предан, мечтая о счастливом социалистическом «рае на земле» («Нам не страшна никакая мировая блокада/ Только работай! Только трудись!/ И в республике будет, / Что кому надо»).
Однако над большевистским фанатизмом в нем преобладает обычный авантюризм, о чем свидетельствует «представление» героя в начале поэмы: Рассветов рассказывает товарищам о своих сомнительных приключениях в Америке («А дело было под шепот, / Просто биржевой трюк… / Но многие, денежки вхлопав, / Остались почти без брюк»).
М.И. Самсонов, «Сиваш», 1957 год.
Никандр Рассветов выступает главным противником второго ключевого персонажа «Страны негодяев», повстанца Номаха. Оба одинаково решительны, властны и склонны к авантюрам. Только если явно списанный с Нестора Махно бунтарь-анархист олицетворяет пучины безвластья и народного бунта, то Рассветов представляет совершенно иную силу — новую власть, которая ведет Россию к «рассвету» социализма, не сильно-то интересуясь, желает этого «счастья» народ или нет: «Лишь только клизму/ Мы поставим стальную стране/ Вот тогда и конец бандитизму/ Вот тогда и конец резне».
Есенин однозначно не симпатизирует ни одному, ни другому герою «Страны негодяев», однако, в конечном счете, образ Номаха в поэме получился гораздо трагичнее и глубже, нежели чем Рассветова.
5. Павел Власов («Мать», М. Горький)
Горьковский персонаж неслучайно замыкает этот список. От четырех предшественников его отличает важная деталь — полное отсутствие какой бы то ни было внутренней борьбы.
Повесть «Мать» производит впечатление типичного продукта «социалистического реализма», но на деле она была написана ещё в дореволюционное время, став порождением «богостроительства» — эклектического учения рубежа XIX – XX веков в русской философии, пытавшегося синтезировать марксизм и христианство. Спустя десятилетия подобное побуждение кажется нелепым, однако век назад этими идеями, в числе прочих, вдохновлялись многие отечественные интеллектуалы, в том числе и Максим Горький.
Оттого и повесть о юном революционере выглядит странной попыткой написать житие раннехристианского святого на фоне реалий социальных противоречий 1900-х годов. Горький прямо сравнивает Павла с Христом, его товарищей — с апостолами, а первомайскую демонстрацию уподобляет крестному ходу (в итоге, против автора «Матери» возбудили уголовное дело с обвинением в богохульстве).
Г.Я. Демин, «Маевка на реке Воря», 1937
Революционная деятельность является единственным жизненным интересом и устремлением души Павла, а его чеканная речь словно состоит из одних только партийных лозунгов («Учиться — а потом учить других!», «Только разум освободит человека!», «Не пошли за моей правдой — значит, не умел я сказать ее!»). Власов подчеркнуто целомудрен в отношениях с противоположным полом, избегает праздности и вредных привычек.
Неудивительно, что в советское время «Мать» была многократно экранизирована и выступала одним из ключевых произведений школьной литературной программы; более того, на основе повести была даже поставлена классическая опера. Однако в реалиях XXI века шаблонное произведение с выспренней идеологической основой и «черно-белыми» персонажами вряд ли представит само по себе интерес для читателя.
