Красные партизаны и религия на Енисее

95755-20

Александр Петрович Шекшеев, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории (г. Абакан)

Тема отношения боровшихся с белым режимом в Сибири красных партизан к православию в последнее время привлекает все большее внимание историков. В современных условиях, когда в определенной части общества усиливаются «майданные» настроения и преобладающими становятся тенденции радикального переустройства общественных основ российского существования, обращение авторов к этой теме приобретает не только научную актуальность. Общественную значимость, к примеру, получило освещение принятого священнослужителями от партизан мученичества, которое ранее замалчивалось или рассматривалось в самом общем виде, а сейчас обретает форму специальной книги, написанную небезызвестным в миру верующих и местной интеллигенции Геннадием Викторовичем Малашиным. Посвященная жизнеописанию священномученика Димитрия Неровецкого (Апанского) и написанная с использованием различных источников, живым и образным языком журналиста, она показывает его жизненный путь на широком фоне происходивших событий и рассказывает о приоритете в общественной жизни человеческих, православных ценностей и подвиге во имя духовных идеалов.

Вместе с тем, обращаясь к теме отношения партизан к религии и церкви, следует сказать о том, что оно не исчерпывалось только мученичеством священнослужителей, а существовало еще и форме сравнительной терпимости, которую ученые не всегда правомерно объясняют крестьянским составом повстанчества. Очевидно, что корни поведения партизан необходимо искать, обращаясь к их социально-политическому облику.

В последнее время наиболее объективную и содержательную характеристику партизанского движения в Сибири создали историки Н.С. Ларьков и В.И. Шишкин [11, С. 580; 12, C. 76—114]. Совершенствуя прежние взгляды, они показали, что партизанское движение развивалось под сильным и противоречивым воздействием элементов стихийности и организованности и, будучи преимущественно крестьянским, обрело социально-политическую неоднородность и различные идейно-политические устремления участников. В основном же «республики» и «фронты», подчиненные прежде всего влиянию большевиков, боролись за советы, но воспринимаемые населением как общедемократические структуры. По-прежнему несколько идеализируя партизан, данные авторы сочли их движение массовым и продемонстрировавшим бессилие белого режима.

Данную характеристику можно распространить и на партизанское движение в Енисейской губернии. Однако, наряду с общими для Сибири факторами, антиправительственное поведение крестьян определялось здесь, например, более высоким представительством переселенцев, бывших часто иной национальности, чем старожилы, расселением всех категорий ссыльных, которые пустили корни и оказывали свое воздействие на деревню. Многие из переселенцев обживали труднодоступные зимой местности, подтаежные или отрезанные от мира горами и реками. Такая обособленность их существования и удаленность от административных центров делали бывших новоселов более независимыми в быту и отношениях с властью. Партизанское движение было инициировано не только скрывавшимися красногвардейцами, но более того бывшими фронтовиками, уголовными элементами, дезертирами, охотниками и даже интеллигенцией.

Прежде всего районами восстаний становились переселенческие селения. В то же время повстанчество на Енисее подтверждает утверждения авторов крестьянской хрестоматии о высокой роли в подобных событиях более зажиточных деревенских масс, которые располагали возможностями к длительному сопротивлению [1, С. 299, 301]. Несмотря на то, что повстанцами становились и рабочие, в основном используемые в специально созданных мастерских, обеспечивавших боеспособность партизан, их движение почти с самого начала носило общекрестьянский характер.

Активными участниками и руководителями повстанчества являлись большевики и социалисты-революционеры. Однако, хотя власти и белые контрразведчики и называли восставших крестьян «большевиками» и считали их восстание организованным социалистами-революционерами, на самом деле присутствие в партизанском движении партийцев не было значительным. Присущая же повстанчеству стихия возникла не под влиянием анархистов, а скорее исходила из его крестьянской сути и объяснялась прорывом на поверхность глубоко архаичных форм народного сознания.

Наличие среди партизан членов и сторонников различных политических партий не всегда сопровождалось их идейно-политической борьбой. Так, если в Тасеевском районе попытки «правых» социалистов-революционеров возглавить восстание натолкнулись на быструю и жесткую реакцию со стороны их политических оппонентов, то Степной Баджей являлся, по более позднему мнению большевиков, партизанским гнездом, где «верховодили эсеры» выступали за беспартийный характер движения.

Вместе с тем в недрах самого движения «скрывались элементы разложения и стихийности, которые, — как писал современник, — могли захлестнуть и опрокинуть всю партизанскую армию…» [28, C. 268]. Находясь в боевых столкновениях с противником, партизаны не имели возможностей для проявления разногласий и чаще всего подчинялись массовым настроениям. Как правило, они объясняли населению, что они восстали против Колчака для создания «власти трудового крестьянства, которое составляет большую часть населения» [8, С. 190; 23, С. 6, 195–196]. Однако партизанские «армии» состояли из полков, созданных по территориальному принципу из повстанцев со своими вождями и местными интересами, среди которых были лица, политически не оформившиеся, паникеры, грабители и пьяницы. Как только боевая напряженность спадала, начиналась отразившаяся лишь в немногих источниках и воспоминаниях борьба за лидерство, проходившая не столько между представителями политических партий, сколько между сторонниками вольных советов и большевистской диктатуры, «демократизации» управления партизанскими частями и жесткой дисциплины, «старой» партизанской элиты и «новыми» вожаками.

Следовательно, так называемое партизанское движение на Енисее имело общекрестьянский, очаговый характер и чаще всего было направлено на восстановление всесословных советов. Партизанские выступления характеризовались обилием местных поводов, групповой борьбой за собственные интересы и нередко криминальной окраской. Зачастую партизанское движение было проявлением той стихии, к которой для достижения власти обращались все политические силы. Подчиняя себе верхи, заметными в повстанческой среде были настроения стихийного и бессознательного протеста против любых форм неравенства, который с его разрушительностью оказался близким крестьянству на уровне его менталитета.

Поэтому, обратившись к освещению отношений крестьян к церкви, необходимо помнить, что она представляла организм, живущий в государственном чреве и подверженный той же общественной смуте. Переживая «церковную революцию», РПЦ начинала утрачивать не только свое место в духовности и скрепляющую роль в жизни общества, но и, теряя доверие, вызывала отрицание среди определенных лиц.

В то же время при анализе религиозного сознания сибирских повстанцев, по справедливому замечанию одного из историков, следует выделять три аспекта — отношение к духовенству, обрядовую сторону и внутреннюю религиозность. К тому же уровень антицерковного отношения в партизанских районах, который определялся прежде всего командованием, был разным. Так, сравнительную терпимость проявляли, к примеру, партизаны Степного Баджея. Учитывая, что кадры их формировались в основном из крестьян, отличавшихся своей религиозностью, партизанское руководство сознательно не выдвигало антирелигиозную пропаганду на первый план. В работе среди населения упор делался на разоблачение так называемой классовой позиции духовенства, выражавшейся в тесной его связи с зажиточным крестьянством, контрреволюционной деятельности священников и их сотрудничества с белыми. В вопросах религиозности партизаны порой шли на компромисс. Например, Главный штаб армии А.Д. Кравченко — П.Е. Щетинкина обсуждал вопрос об «избрании военного муллы для исполнения религиозных обрядностей товарищей солдат магометанской религии». Предложен был мулла, признанный «по своему образованию и душевным качествам» подходящим для этой должности, на что ему был выдан соответствующий документ.

В то же время в других районах известными были случаи, когда партизаны налагали контрибуцию за сохранение жизни священнику и его семье [19, С. 197]. В крестьянском повстанчестве на севере Канского уезда принимали участие некоторые духовные лица, порвавшие с религиозным прошлым. Но большинство священнослужителей оказались противниками не столько большевиков, как определяет их тот же исследователь [9, С. 163], сколько радикальных изменений в жизни своих прихожан. Поэтому, испытывая неприязнь и ненависть к интеллигентным и авторитетным среди населения духовным служителям, партизаны при захвате селений объявляли их пособниками белогвардейцев и часто подвергали уничтожению. Жуткие картины крестьянской расправы над деревенскими пастырями представлены в публикациях историков и краеведов [20, С. 149–151].

Преследование служителей церкви, возникшее в результате падения человеческих нравов как следствия разрушительных процессов состоявшейся в 1917 г. революции и последующей Гражданской войны, началось на Енисее осенью 1918 г. Первыми жертвой мятежной толпы, которая овладела станицей Каратуз Минусинского уезда, стали о. Михаил (М.Т. Щербаков) с матушкой. Сдавшиеся и затем растерзанные казаки укрывались в церкви, что и стало поводом для обвинения священника в оказании помощи спрятавшимся. После обыска храма и его квартиры повстанцы смертельно ранили матушку и застрелили о. Михаила. Во время партизанского движения от рук его представителей погибли около 19 священнослужителей, в частности, зверски были замучены и расстреляны священники о. Амос Иванов, о. Михаил Каргаполов,о. Виталий Мухачев, о. Димитрий Неровецкий, о. Александр Новочадовский, о. Петр Остроумов, о. Александр Поливанов, о. Николай Протопопов, о. Порфирий Фелонин, о. Владимир Фокин, о. Симеон Успенский, о. Петр Устинович и др.

Увезенным в волостное село Тасеево Канского уезда, где находился партизанский штаб, оказался священник из с. Суховского той же волости Т.Е. Кузнецов,* который ранее «вразумлял» «красного попа» И.А. Вашкорина и докладывал начальству о его неблаговидном поведении. 28 (16) января 1919 г. партизаны, доставив благочинного на Бирилюсское кладбище и привязав к березе, расстреляли его. Захватив в ночь на 7 февраля (24 января по старому стилю) того же года г. Енисейск, повстанцы обыскивали квартиры, оскорбляли и, по некоторым данным, расстреляли несколько священнослужителей.

В феврале же (24 января) в д. Лодочной Ново-Еловской волости Ачинского уезда повстанцами из отряда П.Е. Щетинкина был арестован приехавший для ведения бракоразводного дела новославский священник В. Фокин.** Его замерзший труп 26 января был обнаружен закопанным в снегу за околицей.

13 февраля (31 января) они же увезли с собой священника с. Петровского того же уезда М.М. Каргаполова.*** Избивая прикладами и пытаясь вырвать у него наперсный крест, палачи сделали в священника 15—20 выстрелов. По некоторым свидетельствам, сам Щетинкин, предварительно лишив священника шубы, расстрелял его из нагана.

6 марта 1919 г. партизаны, находившиеся в с. Тальском, взяли в заложники священника и двух его дочерей. 8 марта (23 февраля) того же года отряд мятежников во главе с бывшим унтер-офицером Д. Апановичем арестовал священника из с. Апан Канского уезда о. Димитрия (Д.Д. Неровецкого).**** Поделив его одеяние и избивая, они повезли его якобы на допрос в с. Тасеево. Пригнав свою жертву по снегу в д. Байкан, палачи мучили ее прижиганием, довели до сумасшествия, застрелили, а затем сожгли труп.

Будучи недовольными решением руководства епархии о закрытии прихода, жители с. Михайловского не стали защищать священника Покровского прихода о. Стефана (Семенченко), приехавшего для удовлетворения их церковных нужд. По окончанию службы 27 (14) марта он был арестован партизанствующими местными крестьянами И. Малышевым, П. Жижаевым и Мокринским и увезен в тасеевский штаб, а затем убит в Мингановском бору. 2 мая решением Епархиального совета такое поведение прихожан было наказано временным закрытием Михайловского прихода.

26 марта 1919 г. благочинный Канского уезда в своем рапорте епархиальному руководству сообщил, что в марте того же года большевиками были расстреляны священники Покровской (с. Вахрушевское) и Троице-Заводской (Троицкий солеваренный завод) церквей А. Иванов и П. Фелонин. Согласно воспоминаниям Вашкорина, последний якобы был «предателем» и «представил (белым — А.Ш.) громадный список лиц, которых необходимо было, по его мнению, казнить… Все эти лица… при занятии солеваренного завода белобандитами были повешены и расстреляны…».

30 марта у с. Алтат был расстрелян священник А.П. Поливанов, к казни которого местное население отнеслось безучастно. Во время служения обедни партизанами был арестован козульский священник.

В его одеяниях будто бы был обнаружен список местных лиц, сочувствовавших большевикам и подлежавших аресту. Он тут же подвергся расстрелу. В с. Красновском Ачинского уезда повстанцы убили диакона А. Сбитнева, а вот священник той же церкви о. В. Головин впоследствии был арестован властями за содействие «красным».

1 мая 1919 г. от рук партизан погибли священник с. Мокрушинского Н. Протопопов и его сын, а 5-го — о. П. Устинович из с. Малиновского Канского уезда. Распятый на заборе священник с. Тальского А. Новочадовский умер, промучившись полдня. В 5-м благочинии того же уезда партизанами был убит пастырь Тасеевской церкви Н. Силин. Погибли также священники С. Успенский (с. Рыбное на Ангаре), Лапин (с. Чадобское) и псаломщик А. Глаголев [25, 14 (1), 22 (9), 30 (17) марта, 16 (3), 27 (14) апреля, 9 мая (26 апреля), 18 (5) мая; 15, 24 мая; 26, С. 89; 21, С. 71; 4, Л. 197; 6, Л. 45; 10, С. 237–238, 299, 301; 14, С. 287–294, 298–300].

При переходе в Усинско-Урянхайский край степнобаджейские партизаны, проходя по селениям Минусинского уезда, разграбили имущество священников о. Токмачева (с. Паначево), А. Вознесенского (д. Субботино) и Курихина (с. Имис). 15 октября 1919 г. при налете на д. Ульяновку Ачинского уезда партизаны убили священника и его жену. Находясь в с. Кривошеино, они расстреляли еще одного священника, а, обнаружив в поезде с беженцами группу духовенства, приговорили ее к длительному сроку использования на пилке дров для варниц соли.

С возвращением из Урянхая и занятием енисейского правобережья Минусинского уезда партизаны, случалось, демонстративно выказывали пренебрежение к православным святыням и помогали своим сторонникам в деревнях расправляться из личной неприязни с местными священниками. Уже тогда убивали авторитетных на селе церковных служителей не просто маргиналы из числа красных партизан, их преследование зачастую становилось фактом официальной политики победившего плебса. Так, 28 сентября 1919 г., войдя в с. Восточенское, они в одной из изб, открыв стрельбу, сбили икону. Когда Кортузский сельсовет Салбинской волости по инициативе своего председателя обратился к партизанам с просьбой забрать от них священника Флигинского, якобы сочувствовавшего белым и высказывавшегося против Советской власти, то следственная комиссия Военно-революционного суда Рабоче-крестьянской армии 27 декабря 1919 г. постановила его арестовать и собрать в селе обвинительный материал. 12 января 1920 г. партизаны задержали священника, а в штабе его, признав виновным, расстреляли. Бойцы Манского полка, находившиеся в январе 1920 г. на постое в д. Сисим, по приговору схода убили сына диакона [26, С. 89; 15, 10 (27 июня), 15 (2), 31 (18) июля; 18, 28 (15) декабря; 4, Л. 290; 2, Л. 89, 107; 24, Л. 19; 16, Л. 1; 13, Л. 5–6].

По неполным данным и нашим подсчетам, от рук партизан погибли 25-30 представителей енисейского духовенства.

Наряду с убийствами религиозных служителей и членов их семей, партизаны громили церкви, расхищали их печати и богослужебные книги.

Однако некоторые сельские общества, напротив, вмешивались и не позволяли партизанам вести себя агрессивно по отношению к церкви, а где-то и спасали священникам жизнь. Так, благодаря защите, проявленной прихожанами, спасся пастырь с. Назимовского о. П. Митякин, который, вопреки запрету партизан, совершил 17 февраля 1919 г. торжественную службу. Ворвавшись 13 марта в д. Переяславку Канского уезда и разгромив церковь, партизаны арестовали священника В. Мицкевича, но были вынуждены по требованию прихожан его освободить. Дважды арестовывался и по этой же причине оказывался на свободе священник Покровской церкви из с. Долгий Мост этого же уезда. Даже будучи под властью партизан, верующие крестьяне не боялись обращаться к ним за организацией богослужений и треб. К примеру, обсудив вопрос о сокращении рождаемости в волости, собрание из 76 делегатов, состоявшееся в данном селении, поручило избранному волостному совету войти с ходатайством в агитационный отдел партизанского фронта о командировании к ним священника для крещения народившихся младенцев. Оказывали крестьяне и вооруженную защиту церквям. Так, с 29 апреля по 3 мая 1919 г. отстаивала храм Святой Троицы дружина с. Казачинского.

Под прессингом жизненных обстоятельств некоторые церковные служители, спасая жизнь свою и близких, покидали приходы, другие — нарушали церковный устав и отклонялись от морально-нравственных ограничений. Некоторые из них призывались в повстанческие «армии» и, будучи грамотными, служили при штабах. К примеру, в разгромленной в ноябре 1918 г. повстанцами станице Каратуз Минусинского уезда в отряд, организованный разночинцами, были насильно мобилизованы диакон и псаломщик. Появившийся позднее в с. Кучерово Канского уезда отряд Т. Мордвинова закрыл церковь, священника о. Федора по старости от службы отстранил, а псаломщика взял писарем в штаб. Случалось, что священники при появлении партизан проявляли гостеприимство, а, например, во время их перехода через Минусинский уезд один из них встретил повстанцев с крестом. Распоряжением Высшего церковного управления от 19 (6) июня 1919 г. 19 лицам было запрещено богослужение, а дела еще пятерых священников находились в стадии рассмотрения. При отсутствии лиц, наделенных специальным правом, прихожане выбирали священниками из своей среды не рукоположенных мирян. Так, в Степно-Баджейском приходе на такую должность избрали бывшего почтальона, а в церкви с. Покровского (Черенгачет) исполнять обязанности пастыря допустили учителя Гаврилова [10, С. 285, 288–290; 13, Л. 66, 71].

В соответствии с антирелигиозной политикой Советской власти и собственными убеждениями определенная часть партизан стремилась к распространению безбожия среди соратников и населения. Но их деятельность в этом направлении зачастую ограничивалась борьбой с внешними признаками религиозности крестьян. Например, при передвижении по селам Минусинского уезда партизаны штрафовали лиц, названных ими «религиозными фанатиками». Распространившиеся об этом слухи напугали крестьян и подтолкнули их к массовому сокрытию икон [6, Л. 24].

Проявление антирелигиозных чувств со стороны партизан все же не было частым и массовым. Более того, их сообществу было присуще и иное отношение к пастырям и религии. К примеру, 5 апреля 1919 г. они арестовали выехавшего из г. Нижнеудинска священника Вознесенского собора о. Николая (Литвинцева), но разрешили ему под своим надзором исполнять в деревнях пастырские обязанности. По свидетельству очевидца, бывший священник Вашкорин по  настоятельной просьбе крестьян облачался в рясу и исполнял требы.

Войдя в с. Верхнеусинское, Тальский полк в лице своего командира смиренно принял в дар от местных жителей икону. Кресты были водружены на могилах погибших партизан в Белоцарском бою, а 2 октября 1919 г. на минусинском кладбище была совершена панихида по погибшему командиру Манского полка Ф.Г. Богану.

Священники демонстрировали лояльность не только из страха и желания служить новым властям. По мере того как отношение к белым у населения менялось, они стали относиться к очередной смене власти более терпимо. Бывший партизан И.И. Накладов вспоминал: «Минусинское духовенство… по занятию нами Минусинска обратилось к нашему командованию отслужить торжественный молебен в честь занятия нами города, но получили ответ: „Вы что хотите, то и служите, мы же будем заниматься своим делом”»… и в тот же вечер раздался звон в Минусинских церквях, и должно быть минусинские духовные отцы такое молебствие совершали. Уже молились ли за здоровье красных партизан, не знаю. Но это не значит, что встреча с иконами в деревнях была такой же двуличной, как предложение Минусинского духовенства. Нет, отношение это было подавляющей массы искреннее и частенько от этих встреч с нами вызывало от радости слезы».

На вопрос о настроениях и поведении духовенства другой партизан Г.В. Шаклейн пояснял ситуацию так: «…Как правило, попы от нас бежали, потому, что все они в период падения Советов в Сибири сами себя скомпрометировали… Известная терпимость по отношению к духовенству у нас была, потому что население нам сочувствовало, но религиозные чувства населения остались, и этим можно было создать только известное недовольство. На это мы не шли».

Уже в апреле 1921 г. возвращавшиеся с Врангелевского фронта бывшие минусинские партизаны, передвигаясь по селам и голодая, просили у крестьян милостыню, осеняя себя крестом [15, 19 апреля; 27, 2 октября; 21, С. 218; 22, С. 120; 29, С. 113; 9, С. 164; 3, Л. 33; 7, Л. 123].

Данные факты свидетельствовали, что многие партизаны в глубине души оставались людьми религиозными или занимали по отношению к церкви позицию нейтралитета, а иногда в угоду населения, от которого были зависимы, облачались в личину верующих. В то же время среди них было много таких лиц, которые из хулиганских и пр. побуждений выступали в качестве убийц и мучителей. Наряду с погромами церквей и мучениями священнослужителей, среди партизан по отношению к РПЦ распространялись и другие отношения.

* Кузнецов Т.Е. — 1885 г. рождения, уроженец Симбирской губернии, из крестьян. Окончил Московские пастырские курсы. В апреле 1912 г. рукоположен в диаконы, затем в священники Тургеневского прихода Ачинского уезда Енисейской губернии [14, С. 287].

** С 1895 г. — псаломщик в белоярской Илиинской церкви, с 1908 г. – диакон в с. Солгонское, с 1915 г. — священник в с. Ново-Еловское Ачинского уезда [Там же].

*** Каргаполов М.М. — бывший казачий офицер и командир Красноярского казачьего дивизиона, любимец сослуживцев. В 1918 г. оставил военную службу, был рукоположен в сан и принял приход в глухом селе [25].

**** Неровецкий Д.Д. – 1887 г. рождения, уроженец Подольской губернии, из семьи псаломщика. Окончил двухклассную школу (1893). Учительствовал в церковно-приходской школе с. Березовка Гайсинского уезда той же губернии. С мая 1894 г. — певчий Подольского архиерейского дома. С июня 1897 г. – псаломщик, а с марта 1909 г. – диакон в с. Ольховец Ново-Ушитского уезда. В январе 1916 г. назначен священником в с. Апан Канского уезда Енисейской губернии, в апреле того же года рукоположен иереем Никольского храма. С октября того же года преподавал Закон Божий крестьянским детям в Апанском и Зимниковском одноклассных министерских училищах [14, C. 296–297].

Библиографический список

  1. Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире: Хрестоматия: Пер. с англ. / Сост. Т. Шанин; Под ред. А.В. Гордона. — М., 1992.
  2. Государственный архив Красноярского края (ГАКК). Ф. 42. Оп. 10. Д. 101.
  3. ГАКК. Ф. 64. Оп. 5. Д. 234.
  4. ГАКК. Ф. 64. Оп. 11. Д. 15.
  5. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. 5а. Оп. 1. Д. 297.
  6. ГАНО. Ф. 5а. Оп. 1. Д. 297.
  7. ГАНО. Ф. 5а. Оп. 6. Д. 270а.
  8. Журов Ю.В. Енисейское крестьянство в годы гражданской войны. — Красноярск, 1972.
  9. Кокоулин В.Г. Сибирские партизаны и религия // История белой Сибири: Мат-лы VII Международ. науч. конф. (Кемерово, 28–29 сентября 2009 г.). — Кемерово, 2009.
  10. Красноярск православный и Больничная церковь Святителя Николая. Исторические очерки событий в России, в г. Красноярске в конце XIX и в начале XX века / Автор-составитель Казанцева Л.И. — Красноярск, 2009.
  11. Ларьков Н.С. Партизанское движение // Историческая энциклопедия Сибири. К-Р. — Новосибирск, 2009.
  12. Ларьков Н.С., Шишкин В.И. Партизанское движение в Сибири во время гражданской войны // Власть и общество в Сибири в XX веке: Сб. науч. ст. — Вып. 4. — Новосибирск, 2013.
  13. Лифантьев А.Н. Очерки о шиткинских партизанах и др. // Фонды Красноярского краевого краеведческого музея (ФКККМ). В/ф 8486/15.
  14. Малашин Г.В. Красноярская (Енисейская) епархия РПЦ: 1861–2011 гг. — Красноярск, 2011.
  15. Минусинский край. — 1919.
  16. Муниципальное казенное учреждение г. Минусинска «Архив г. Минусинска» (МКУГМ «АГМ»). Ф. 680. Оп. 1. Д. 62.
  17. МКУГМ «АГМ». Ф. 680. Оп. 1. Д. 91.
  18. Народный голос. — 1919.
  19. Новикова Т.М. Деятельность Русской Православной Церкви в период Гражданской войны (на материалах Восточной Сибири) // Известия Алтайского государственного университета. — 2009. Сер.: история. — № 4–4 (64).
  20. Новикова Т.М. Православное духовенство и партизаны в 1918–1920 гг. (на примере Енисейской губернии) // Сибирь в период Гражданской войны: Мат-лы Междунар. науч. конф. (6–7 февр. 2007 г., г. Кемерово). — Кемерово, 2007.
  21. Партизанское движение в Сибири. Т. I. Приенисейский край. — М.-Л., 1925.
  22. Попов Г.Н. Партизаны Заманья. — Красноярск, 1974.
  23. Рогозин. Партизаны Степного Баджея. — М., 1926.
  24. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 1556. Оп. 1. Д. 8.
  25. Свободная Сибирь. — 1919.
  26. Сибирские записки. — 1919. — Вып. 2.
  27. Соха и молот. — 1919.
  28. Эльцин В. Пятая армия и сибирские партизаны // Борьба за Урал и Сибирь. — М.-Л., 1926.
  29. Яковенко В.Г. Записки партизана. — Красноярск, 1988.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *