В следующем году Россия будет отмечать столетие Октябрьской революции. Это событие и его последствия российское общество еще не смогло полноценно осмыслить. В частности, так и не дана однозначная и объективная оценка тем, кто противостоял советской власти в годы Гражданской войны — Белому движению.
Вокруг его участников и руководителей в советские годы был возведен забор из множества мифов, многие из которых и по сей день мешают понять, что же на самом деле представляло собой Белое движение.
Миф 1: Белые намеревались реставрировать в России монархию
Основателями Белого движения стали как раз те, кто в феврале 1917 года принимал активное участие в отречении от престола последнего русского императора Николая II — генерал от инфантерии Михаил Алексеев (1857–1918) и генерал-лейтенант Лавр Корнилов (1870–1918). Своими симпатиями к парламентаризму и республиканскому устройству были известны современникам и оба ключевых руководителя движения — «Верховный правитель России» адмирал Александр Колчак (1874–1920) и Главнокомандующий Вооруженными силами Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенант Антон Деникин (1872–1947).
Генерал Деникин (третий слева) в окружении офицеров Добровольческой армии. Лето 1919 года.
Специфика Белого движения состояла в том, что им руководили не политики и идеологи, а военные, сознававшие свою некомпетентность во многих политических вопросах и дистанцировавшиеся от их решения. Потому и идеологией было избрано «непредрешенчество» — откладывание решения ключевых вопросов российской жизни вплоть до окончательного подавления большевистского восстания и созыва Учредительного собрания. К числу этих вопросов была отнесена и возможность реставрации монархической формы правления. Так, командовавший Северо-Западной армией генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич в одном из своих официальных обращений писал:
«У русской белой гвардии одна цель — изгнать большевиков из России. Политической программы у гвардии нет. Она и не монархическая, и не республиканская. Как военная организация, она не интересуется вопросами политической партийности. Ее единственная программа — долой большевиков!».
Отсутствие четкой политической программы и привело к тому, что, с началом военных неудач, белые офицеры не только не могли внятно объяснить подчиненным, за что же сражается их армия, но и сами порой запутывались в вопросах мотивации.
Более того, союз монархистов, либералов, регионалистов и сторонников умеренных социалистических партий под эгидой борьбы с большевиками нередко напоминал Лебедя, Рака и Щуку из басни Крылова. Недоверие между соратниками и взаимные интриги сопровождали белых на протяжении всей Гражданской войны.
Даже сам термин «белые» в отношении своих врагов дали большевики, по аналогии с обозначением монархистов в годы Великой Французской революции. Общего самоназвания русские «белые» за все годы войны так и не смогли придумать: в разных источниках можно встретить: «белые», «русские войска», «добровольцы», «антибольшевистские силы».
«За Русь Святую». Д. Шмарин, 2013 г.
Миф 2: Белые правительства были марионетками стран Антанты
Вожди Белого движения позиционировали себя как правопреемники Временного правительства и царской России, а потому считали себя связанными союзническими обязательствами по отношению к государствам Антанты, в составе которой Россия участвовала в Первой мировой войне.
На словах правительства Великобритании, Франции и Соединенных Штатов Америки также воспринимали антибольшевистские силы в России как своих союзников. В действительности же альянс белых правительств с западными державами трещал по швам, а по ряду вопросов позиции сторон сильно расходились.
Камнем преткновения был вопрос территориальной целостности бывшей Российской империи. Представители Великобритании и Франции требовали у белых генералов признания суверенитета Финляндии, Польши и стран Прибалтики, фактически отпавших от России еще до прихода к власти большевиков. Весьма настойчивыми были и просьбы западных дипломатов о предоставлении автономии целому ряду других территорий, — в частности Украине. На все это руководители Белого движения отвечали категорическим отказом. В духе политики «непредрешенчества» вопросы о пересмотре границ могли быть решены только на Учредительном собрании.
Танкисты Дроздовской дивизии позируют на фоне танка, названного в память о своем погибшем командире. Юг, 1919.
Не стоит забывать и о том, что весь военно-промышленный комплекс стран Антанты был истощен затяжной мировой войной, и масштабную интервенцию во внутренние дела охваченного революцией союзника они не могли позволить даже экономически, не говоря уже о мотивации своих солдат на новую, чужую войну сразу после победы в предыдущей.
Потому и полноценной союзнической помощи от Антанты белогвардейцы не дождались. На ключевых фронтах Гражданской войны контингенты союзных войск ни разу не приняли участия в боевых действиях. Обмундирование и боеприпасы белым войскам западные страны поставляли по сильно завышенным ценам, а дипломатическое признание из всех белых правительств получило только контролировавшее в 1920 году полуостров Крым Правительство Юга России генерал-лейтенанта Петра Врангеля (1878–1928), и только от Франции.
Миф 3: Белые стремились отторгнуть от России отдельные регионы
Собственно, о позиции лидеров белого движения по этому вопросу уже сказано выше. С другой стороны, ситуативными союзниками белогвардейцев по той или иной причине порой оказывались движения откровенно сепаратистского толка, что, по-видимому, и дало почву для этого мифа.
И если сибирские областники стали верными союзниками колчаковского правительства в Омске, то антибольшевистским войскам на юге России немало хлопот причинили сторонники независимости не только Украины, но и Донского с Кубанским казачьих войск. Среди казачества юга России была популярна идея создания «Юго-Восточного союза», — обособления казачьих земель от центральной власти.
Адмирал Колчак проводит смотр фронтовых частей своих войск. Урал, 1919.
Генерал Деникин долгое время пытался найти компромисс со свободолюбивыми южанами, однако после катастрофического провала похода на Москву в 1919 году, этот хрупкий союз был разрушен. Казаки массово дезертировали из белых армий, а их лидеры в тылу пытались искать новых союзников — в лице самопровозглашенных государственных образований Северного Кавказа и даже самих большевиков.
Миф 4: Белых поддерживало незначительное меньшинство населения
Если допустить это утверждение, надо признать и то, что большевики также опирались на поддержку не большого числа жителей России.
По сути, и большевики, и белогвардейцы находили своих наиболее мотивированных сторонников в числе городских жителей, которыми в то время были лишь около 15% жителей России. И, кстати, совершенно неверно допускать, что выходцы из привилегированных слоев поголовно сражались за белых, а пролетариат — за красных. Реальность была сложнее устоявшихся стереотипов.
Например, в войсках белой Сибири сражалась Ижевско-Воткинская бригада, состоявшая из добровольцев-рабочих с уральских оружейных заводов. Даже после краха режима Александра Колчака ижевцы и воткинцы продолжили борьбу, уйдя вместе с остатками армии адмирала в Забайкалье и на Дальний Восток, где сражались вплоть до 1922 года.
Штаб Ижевско-Воткинской бригады (впоследствии — дивизии). 1918 год.
А подавляющее большинство населения страны составляло неграмотное крестьянство, толком и не понимавшее происходивших политических процессов.
Крестьянам были чужды и построение коммунизма, и «белая борьба». Потому сельское население одинаково уклонялось от мобилизаций, сбора налогов, трудовых повинностей и прочих мероприятий, проводимых обеими противоборствующими сторонами. И в Советской России, и на «белых территориях» попеременно вспыхивали восстания крестьянских «зеленых армий», к которым примыкали дезертиры из РККА и белых армий — те же насильно мобилизованные крестьяне.
Однако большевики сумели привлечь на свою сторону многих землепашцев декретом «О земле», выполнив основные требования крестьянских депутатов. Их же противники, руководствуясь политикой «непредрешенчества», напротив, реставрировали на занятых территориях дореволюционные порядки, не вызывавшие симпатий у основной массы населения России.
Лишь генерал Врангель, возглавивший остатки южных антибольшевистских войск в апреле 1920, сумел проявить не только полководческие, но и политические способности. «Черный барон» привлек к сотрудничеству гражданских политиков и провел весьма выгодные для крестьян-середняков реформы землевладения и местного самоуправления. Но к тому времени исход войны уже был предрешен.
Генерал П.Н. Врангель (в центре) вместе с начальником своего штаба генералом П.Н. Шатиловым (справа) и председателем правительства А.В. Кривошеиным. Крым, 1920.
Миф 5: Белый террор ничем не уступал красному
Пожалуй, вопрос о терроре является наиболее проблемным и тяжелым для понимания во всей истории Гражданской войны. Конечно, белые правительства и армии проводили карательные акции, репрессии в отношении инакомыслящих, брали заложников, казнили военнопленных — так же, как и их противники.
Но белый и красный террор отличаются организационно и масштабно. Большевики уничтожали своих врагов системно, руководствуясь идеологией классовой борьбы и даже создав специальный карательный орган в виде печально известной Всероссийской чрезвычайной комиссии. Системность, конечно же, не отменяет жестокости — на местах красный террор нередко принимал формы военных преступлений.
Изданный в Одессе плакат «Петр и Василий или деревня в Совдепии» является одним из немногих сравнительно удачных примеров белой пропаганды
Но военные преступления сопровождают любые военные действия и любую воюющую армию. Белый террор, таким образом, стал лишь следствием низкой дисциплины в войсках, личной жестокости солдат и их командиров, и, конечно же, традиционного для военного времени стремления уничтожить всякого врага физически.
«Белый» террор <…> — это прежде всего эксцессы на почве разнузданности власти и мести. Где и когда в актах правительственной политики и даже в публицистике этого лагеря вы найдете теоретическое обоснование террора, как системы власти? Где и когда звучали голоса с призывом к систематическим официальным убийствам? Где и когда это было в правительстве генерала Деникина, адмирала Колчака или барона Врангеля?», — задавался риторическим вопросом современник, историк-эмигрант Сергей Мельгунов (1879 – 1956).
Офицеры и солдаты Добровольческой армии молятся за литией по павшим товарищам. Харьков, лето 1919.
И если жестокость трудно измерить, то масштаб измеряется числами. И здесь миф опровергается фактами — красный террор унес 1,5 миллиона человеческих жизней, в то время как общее количество всех пострадавших от карательных акций белых войск колеблется, по разным оценкам, от 200 до 500 тысяч человек.
***
Гражданская война закончилась почти сто лет назад. Белогвардейцы так и не смогли подавить красный бунт, а созданное большевиками государство рассыпалось, продемонстрировав если и не ошибочность их идеологии, то, по меньшей мере, несвоевременность восстания. Идеологи и борцы обеих сторон давно ушли из жизни, как не осталось и ничего из того, за что и против чего они боролись. И хотя многие из наших сограждан продолжают сражаться на призрачных фронтах ушедшей войны, уже поздно оценивать ее настоящих участников с идеологических позиций. Мифы должны смениться фактами, а пропаганда — исторической памятью. И если мы не хотим повторения братоубийственной бойни, то мы должны знать, что на самом деле происходило, и на самом деле двигало ее участниками. Ведь в истории нет злодеев и героев — есть только люди, со своими мечтами, надеждами, ошибками и заблуждениями.
«Белая Россия. Исход». Д. Белюкин, 1992.
