Наш век — это эпоха глобализации. Процесса крайне противоречивого, плодами которого приятно пользоваться, и который, при этом, модно критиковать и даже ругать. Один из самых любимых аргументов «против» у критиков — стирание границ между народами ведет к упадку и уничтожению национальных культур.
Но всегда ли это так? Порой именно глобализация придает новое дыхание культурам небольших народов, делает их доступными населению всей Земли. Взять для примера Ирландию — страну, долгое время бывшую историческим и культурным аутсайдером. Ее народ по факту утратил свой исконный язык, едва ли не тысячелетие боролся за независимость, разъехался в поисках лучшей жизни за пределы Родины, образовав многочисленные диаспоры в других странах.
Однако в конце XX века ирландская культура неожиданно начинает завоевывать весь мир. Музыка, танцы и праздники «Зеленого острова» становятся популярными не только в странах с мощными ирландскими диаспорами (вроде США, Канады или Австралии), но и в совершенно, казалось бы, чуждых краях, вроде России или Японии.
И тут возникает вопрос: а может ли русская народная культура «перезагрузиться» и заиграть новыми красками? Один из ответов на него попытались дать создатели музыкального проекта «Нейромонах Феофан» — симбиоза «драм-н-бэйса» (направления современной электронной музыки) и традиционных русских балалаечных проигрышей.
И сам «нейромонах», и его спутники — «Никодим» и человек в костюме медведя — анонимны и никогда не дают интервью журналистам. Образ «Феофана» смотрится крайне эпатажно: само слово «нейромонах» является очевидным наложением слов «нейрофанк» (жанр в электронной музыке) и «иеромонах» (священнический чин в монашестве). На концертах солист выступает в одежде, имитирующей одеяние схимника — монаха, давшего особые обеты, живущего по самым строгим аскетическим правилам.
Вряд ли можно было выбрать более провокационный образ, ведь схимник — это не просто священник и даже просто монах, это человек, полностью отрешившийся от земной жизни. А тут исполнитель в похожем одеянии лихо отплясывает на пару с медведем на потеху публике.
Тем не менее, в своем творчестве «Феофан» никак не касается темы Церкви и религии. Тексты его песен имитируют незамысловатые народные произведения, прославляя красоты родной природы и широту русской души. Образ монаха здесь, по−видимому, призван символизировать некоего хранителя традиции, а не конкретно служителя Церкви. Крепость зимнего мороза, бескрайний простор полей, приручение медведя балалайкой, задор народных гуляний, скромные прелести деревенской жизни — обо всем этом поет «нейромонах».
Сам исполнитель, кстати, не считает свое творчество эклектикой: «Из недр земель плодородных, из сердца лесов сочится музыка славная, и имя ей — Драмм Древнерусской. И сокрыта она была от ушей людских многие лета», — с величавой интонацией рассказывает он зрителям перед началом концерта.
Интерес к проекту у публики растет. Достаточно быстро популярность «нейромонаха» вышла за пределы Санкт-Петербурга: этой весной «Феофан» вместе со своими спутниками посетил крупнейшие города России и презентовал уже второй свой альбом — «Велики силы добра».
Как же оценивать творчество «Нейромонаха Феофана»? С одной стороны, сам исполнитель не лишен таланта. Незатейливые, «лубочные» тексты про мороз, поле и сельские работы также приятно радуют на фоне современной популярной музыки, привычно воспевающей различные сомнительные удовольствия. Ну и, безусловно, прорывной выглядит идея «скрещивания» «драм-н-бэйса» и нейрофанка с русской народной музыкой.
Но эпатажный и нарочито провокационный образ, избранный творческой командой, увы, ставит своеобразный потолок для «нейромонаха». По сути, здесь идет эксплуатация образа Церкви, не подкрепленная соответствующим содержанием. Да, пока это выглядит необычно и цепляюще. Но, как показывает практика, притягивающую экстравагантность от надоедающей пошлости отделяет один шаг. Сможет ли этот образ выдержать испытание временем? Я не думаю.
Остается лишь только утешать себя надеждой, что, возможно, для какой−то части аудитории «Нейромонах Феофан» станет трамплином к более серьезному постижению русского музыкального творчества. Ну или побудит разобраться, в самом ли деле в Церкви бывает сан «нейромонаха».
