«Расказачивание». Картина современного художника Дмитрия Шмарина
В этом году Россия встречает еще один скорбный юбилей, связанный с революционной смутой столетней давности.
24 января 1919 года свет увидела директива Организационного бюро центрального комитета большевистской партии «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах». Утверждение этого документа принято считать началом советской политики «расказачивания».
Относительно ее природы согласия в исторической среде нет до сих пор. Антикоммунистически настроенные исследователи прямо называют ее геноцидом (или стратоцидом) казачества. Более лояльные же к советской власти ученые пытаются представить мероприятия большевиков в отношении казачества как вынужденные и временные, а их последствия — как преувеличенные злопыхателями.
Чем же «расказачивание» было на самом деле?
Неявные контрреволюционеры
Безусловно, что казачество лидеры большевиков едва ли могли считать своей надежной социальной опорой.
Во-первых, казаки преимущественно являлись средними или даже крупными землевладельцами, попадая в марксистскую категорию «сельской буржуазии». Во-вторых, они много веков исправно служили ненавистному большевикам «царизму». Причем служили не только на полях битв и на страже границ Отечества. На рубеже XIX и XX веков императорские власти систематически привлекали казаков для борьбы с революционным движением, что, должно быть, вызывало особую неприязнь к ним среди членов социалистических партий.
При всем этом в 1917 году казаки не проявили себя в должной мере «контрреволюционной» силой. Даже будучи особой, во многом замкнутой социальной группой, казачество не могло остаться в стороне от усталости российской армии и общества от Первой мировой войны и общего социально-мировоззренческого кризиса. Так, стоявшие в Петрограде и его окрестностях казачьи части не предотвратили революционные события Февраля и Октября, а подавляющее большинство казаков равнодушно или даже с сочувствием восприняло приход к власти большевиков.
Донской казак Филипп Миронов (стоит справа) — герой Русско-японской и Первой мировой войн, стал одним из многих своих собратьев, воевавших в Гражданскую войну на стороне красных (командовал 2-й конной армией РККА). Тем не менее, Миронов многократно критиковал советскую политику по отношению к казачеству, что, по-видимому, его и сгубило: в 1921 году его застрелят в тюрьме при неизвестных обстоятельствах.
Не стоит, забывать о том, что командование первой белой — Добровольческой — армии на знаменитый Первый Кубанский («Ледяной») поход весной 1918-го во многом мотивировал фактический отказ большинства донских казаков поднимать оружие против советской власти. Такие же настроение господствовали среди их собратьев в других регионах: например, в Оренбургском войске в декабре 1917-го полностью провалилась мобилизация, объявленная войсковым атаманом — решительным противником большевиков полковником Александром Дутовым; большинство оренбургских станичников воевать с большевиками тогда не хотело.
Так что рассматривать казачество в Гражданскую войну целиком как убежденных и идейных контрреволюционеров, конечно же, было бы ошибкой. Внутри казачьей среды существовали свои разногласия и противоречия. В конечном счете, даже несмотря на все «перегибы», как минимум, каждый пятый казак будет сражаться именно на стороне красных.
1918 год: казаки «белеют»
Как представляется, при более взвешенной политике большевиков в отношении казачества отношения между двумя этими силами едва ли бы стали враждебными. Однако излишний «революционный пыл» представителей новой власти на местах (наверняка, вдобавок, окрашенный и жаждой мести, и тягой к наживе), априори не доверявших казакам, сделал дальнейшие события неизбежными.
Например, в Оренбурге, ранее саботировавшем дутовскую антибольшевистскую кампанию, местные большевики сразу же принялись «рубить с плеча». Они жгли станицы, закрывали церкви, резали принадлежавший казакам скот, массово арестовывали и расстреливали без суда священников, офицеров, сколько-нибудь зажиточных казаков, — короче говоря, делали всё в духе политики «красного террора».
«Так хозяйничают большевики в казачьих станицах». Агитационный плакат Белого движения на Юге России
Схожую картину можно было наблюдать и на территориях других казачьих войск. На том же Дону, так же равнодушному ранее к «белой борьбе», необдуманная жестокость советских эмиссаров привела к массовому восстанию: к середине мая 1918-го войско объявило себя де-факто независимым государством во главе с генералом от кавалерии Петром Красновым. Кубанские и терские казаки же, в свою очередь, столь же массово встали на сторону Добровольческой армии генерал-лейтенанта Антона Деникина во время ее второго похода в свои земли.
Таким образом, к началу 1919 года весь казачий Юг России «окрасился в белый цвет», а уральские, сибирские и оренбургские казаки стали составлять немаловажную часть войск адмирала Александра Колчака. Так что теперь казачество уже вполне обоснованно можно было считать «контрой» — при условии, что таковым его сделала непосредственно большевистская политика в разных регионах России.
«Люди расстреливались совершенно невиновные»
В начале же января 1919-го же, как мы видим, следует та самая директива «Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах». Отдельные ее положения действительно неотличимы от призывов к геноциду. «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью»; «конфисковать хлеб»; «провести полное разоружение, расстреливая каждого, у кого будет обнаружено оружие после срока сдачи». В первую очередь, эти драконовские меры ожидали донских казаков — их земли Красная армия частично взяла под контроль в начале наступившего года.
Донские казаки — участники Первой Мировой войны
Среди левых историков директиву о «расказачивании» принято трактовать как иниициативу сугубо председателя ВЦИК Советов Якова Свердлова. Это решение он «продавил» «за спиной» у других большевистских лидеров — в первую очередь, лично главы Советской России Владимира Ленина. Иногда «архитекторами» «расказачивания» также называют будущих непримиримых врагов Льва Троцкого и Иосифа Сталина. Сочувствующие советской власти исследователи также упирают на «недолговременность» этого акта, указывая на то, что уже в марте 1919-го его действие будет отменено.
В действительности же, формальная отмена пресловутой директивы не означала того, что аналогичные по сути указы не принимались на местах, — в первую очередь, на той же многострадальной территории Донского войска (остальные казачьи регионы на тот момент всё еще оставались в составе «государств» генерала А.И. Деникина и адмирала А.В. Колчака). Например, 17 марта 1919 года Реввоенсовет 8-й Красной армии постанавливает, что «все казаки, поднявшие оружие в тылу красных войск, должны быть поголовно уничтожены» (а вместе с ними — и имевшие «отношение к противосоветской агитации»). Войскам предписывалось «сжечь хутора и станицы, поднявшие оружие против нас в тылу», «не останавливаясь перед процентным уничтожением населения станиц». 8 апреля Донское бюро большевистской партии своей «насущной задачей» назовет «полное, быстрое и решительное уничтожение казачества», «физическое уничтожение казачьего чиновничества и офицерства, вообще всех верхов казачества», «распыление и обезвреживание рядового казачества».
Плакат большевиков, рассчитанный на агитацию среди казаков. С середины 1919-го советская пропаганда начнет убеждать, что не имеет ничего против «трудовых слоев казачества»
Подобные акты находили и свое реальное воплощение в жизнь. При этом их исполнители совершенно не намеревались устанавливать степень участия в антисоветском сопротивлении или принадлежность каждого конкретного казака к «верхам», «офицерству» и «чиновничеству» каждой из своих жертв. «Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали… Люди расстреливались совершенно невиновные — старики, старухи, дети… расстреливали на глазах у всей станицы сразу по 30-40 человек, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими руками свою наготу, издевались и запрещали это делать…», — это, к слову, не выдержка из мемуаров какого-нибудь белого офицера, а цитата из доклада «наверх» большевика Краснушкина, лично участвовавшего в «замирении» северных районов Донского войска той недоброй весной 1919 года.
Даже спустя годы советский писатель Михаил Шолохов в личной переписке будет признавать, что далеко не все увиденное он запечатлел на страницах знаменитой эпопеи «Тихий Дон»: «Сознательно упустил такие факты как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 казаков-стариков или расстрелы в станицах Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков в течение шести дней достигло солидной цифры — 400 с лишним человек…»
***
Политику «расказачивания» очень трудно лимитировать зимой-весной 1919 года и территорией одного только Донского войска. Схожий террор будет ждать терских и кубанских казаков уже позднее, после окончательного краха Белого движения на Юге России в 1920 году. А, скажем, забайкальское, уссурийское и амурское казачество вообще получат «передышку» аж до коллективизации и «большого террора».
Поэтому установить точное число жертв необъявленной войны советской власти против казачества очень трудно. Если даже брать только южные казачьи общества в 1918–1919-х гг., то, например, денинкинская «Особая следственная комиссия по расследованию злодеяний большевиков» насчитала почти 6,5 тысяч убитых казаков и казачек Донского, Кубанского и Терских войск. Разумеется, что лояльные советской традиции историки считают и эти числа сильно завышенными, а у сочувствующих Белому движению исследователей можно найти данные и о миллионе уничтоженных казаков.
Важно помнить другое: большинство из этих людей приняло смерть не за какие-то совершенные преступления, а просто за принадлежность к «неправильному сословию». Все они хотели жить и трудиться во благо своей Родины, но идеологические догмы оказались для революционных правителей дороже человеческих жизней. Значит, трагедия «расказачивания» не должна быть забытой в России ХХI века.
