Наступление нового года уже не одним поколением жителей нашей страны воспринимается как самый важный, самый семейный и самый обязательный для всех праздник в году. Банкеты и корпоративы, скидки в магазинах и детские утренники, гирлянды и вереница Дедов Морозов на улицах, многодневные выходные и классический набор фильмов на телеэкранах…
Пожалуй, трудно перечислить все аспекты и атрибуты Нового года. Тем более удивительно, учитывая, что в исторической ретроспективе почти все эти традиции оказываются, так или иначе, новоделом.
1. До 1700 — в сентябре. Большую часть российской истории новолетие праздновали именно с наступлением осени. Наши предки несколько веков сохраняли византийскую традицию отсчитывать начало нового года в сентябре, заложенную в VI веке императором Юстинианом, в противовес римскому языческому обычаю встречать новолетие в январе (по иронии судьбы, восторжествовавшему в конечном счете).
Новый год в допетровской России, судя по воспоминаниям очевидцев, совсем не походил на нынешний формат праздника: прежде всего тем, что в этот день полагалось собираться не с родными и близкими, а посещать со всеми соотечественниками особое богослужение, желая многих лет жизни царю.
2. По воле самодержца. В 1700 году император Петр I не только вводит летоисчисление от Рождества Христова (вместо прежнего — от сотворения мира), но и повелевает праздновать Новый год 1 января.
Вместо прежнего, «церемониального» праздника правитель-реформатор предложил подданным украшать дома, по немецкому обычаю, елями, пускать фейерверки и отдыхать аж целых семь дней.
Тем не менее, еще почти полтора столетия «новый Новый год» воспринимался как праздник для сугубо привилегированных слоев общества. Аристократы собирались на костюмированных балах-маскарадах, а для простого люда (особенно, жителей сельской местности) этот день, не связанный с календарем Церкви или народной традицией, в общем-то мало что значил.
3. В тени Рождества. Первая в истории России публичная елка была установлена только в 1852 году в Санкт-Петербурге. Примерно тогда же берут начало традиции украшать ели игрушками и свечами и проводить благотворительные праздники для детей.
Впрочем, наши предки справедливо воспринимали их не как «новогодние», но как рождественские — ведь один из главных христианских праздников в жившей по юлианскому календарю России встречали 25 декабря (причем выходными считались праздничный и два последующих дня). На празднование нового года подданным империи отводился всего один день.
Трудно представить, однако Новый год и Рождество в дореволюционной России обходились без Деда Мороза. Редкие попытки энтузиастов «делегировать» на роль ответственного за зимнее веселье святителя Николая Чудотворца — по аналогии с Санта-Клаусом в католических и протестантских странах — успеха не имели.
4. Акт «нелояльности» и буржуазный пережиток. Память о немецких корнях главного новогоднего обычая привела к тому, что с началом Первой мировой войны (когда главными противниками России стали одновременно Австрия и Германия) с ним стали активно бороться — ставить елку стало считаться чем-то постыдным и непатриотичным.
Наступление на праздник и его атрибуты, как ни странно, продолжилось после установления в стране советской власти. Почти два десятилетия после Октябрьской революции его рассматривали как «осколок» прежнего мира, подлежащий несомненному забвению.
В 1930 году Иосиф Сталин и его окружение в преддверии грядущего небывалого рывка индустриализации стали отменять один праздничный день за другим. Новый год пал одной из первых жертв. В итоге, на какое-то время, у советских граждан осталось лишь три праздника: День памяти Ленина, Первомай и День Революции.
5. Заменитель Рождества. «Реабилитация» Нового года началась в 1936 году. Первым с инициативой возродить праздничные елки для детей выступил партийный чиновник Павел Постышев (к слову, один из вдохновителей и будущих жертв «Большого террора» в СССР).
Бесславный конец жизни Постышева не повлек за собой крах поднятой инициативы: детские елки, праздничные гуляния и Дед Мороз и Снегурочка без труда нашли свое место в жизни скудного на развлечения сталинского СССР. Правда, двум новогодним персонажам, синтезированным на основе христианских и славянских языческих прообразов, еще предстояло победить конкурента, «Мальчика Нового года», окончательно канувшего в лету только к 80-м годам прошлого века. Но у самого Нового года достойных соперников в череде «идеологически заряженных» праздников вроде упомянутых выше Первомая и Дня Революции уже не будет.
1 января с 1947 года вновь станет выходным днем (и больше вплоть до 1992 года власти новогодний отдых продлевать не будут), а к эпохе Леонида Брежнева (1964–1982) окончательно оформится (не без влияния классических произведений советского кинематографа) привычный и для жителей современной России церемониал. Это и мандарины, шампанское и салат «оливье» на столе, и обращение главы государства к гражданам страны, и загадывание желания под бой кремлевских курантов.