Тема XVII Красноярских краевых Рождественских чтений, состоявшихся 16–18 января, была заявлена предельно емко и строго: «1917 – 2017: Уроки столетия».
Думаю, читатель согласится, что сама постановка вопроса заключает в себе известную долю дискуссионности: смогло ли усвоить российское общество уроки из революционных событий? Все-таки, сто лет это немалый срок, потому ссылаться на то, что это произошло недавно, и времени на поиск консенсуса не было — уже как-то неубедительно.
Но, с другой стороны: а когда наше общество могло спокойно заниматься поиском этого консенсуса? Семь десятилетий господствовала однозначная, навязанная идеологическими догмами оценка Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны со всеми вытекающими отсюда последствиями: подтасовками и сокрытием фактов, мифологизацией истории, недопустимостью любых дискуссий на этот счет.
Да, Советский Союз ушел в прошлое уже четверть века назад, но консенсус в оценке революционных событий по-прежнему едва ли достигнут. Разброд и шатания по этому вопросу — производные от общей неопределенности и неуверенности российского общества в вопросах идеологии, где его бросает то в жар, то в холод.
Пытаясь понять, чем же на самом деле были те трагические события, уроки из которых призывают нас извлечь XVII Рождественские чтения, важно понять и роль в них Русской Православной Церкви. Зачем? Как минимум потому, что на начало ХХ века она была одной из наиболее влиятельных сил в российском обществе, прихожанами которой являлось абсолютное большинство населения. Более того, в отличие от монархии, советской власти или Белого движения она, несмотря на все потрясения, не канула в лету, продолжая играть свою значимую роль.
Но, по каким-то причинам, Церковь не стала препятствием для революции, а немалая часть ее паствы решительно отринула не только ее саму, но и веру в Бога как таковую. Почему же так произошло?
Привычные мифы против неожиданной правды
Общий лейтмотив грядущим обсуждениям на пленарной части XVII Красноярских Рождественских чтений задал руководитель отдела Красноярской епархии по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ, главный хранитель «Касьяновского дома» Геннадий Малашин, который представил доклад «„Уроки столетия“ (1917–2017 гг.) и малоизученные страницы церковной истории Приенисейской Сибири: проблемы и перспективы исследования».
Что же мешает в XXI веке понять аспекты церковной жизни в годы революции и гражданской войны? Геннадий Викторович убежден, что дело «в самом обществе, в известной противоречивости и неопределенности феномена Церкви как общественного института в современном общественном сознании».
Быть может, если нельзя понять, то проще и полезнее забыть? Да и вообще, зачем нынешним жителям России знать о Гражданской войне? «Отказ от знания исторической правды о прошлом неминуемо приводит к ее подмене старыми или новыми мифами», — убежден главный хранитель «Касьяновского дома».
К числу таких удивительно живучих мифов стоит отнести оставшийся еще с советского времени тезис о том, что Церковь являла собой целостную консервативную и изначально контрреволюционную силу при наличии «сознательных церковников», инициировавших «церковную революцию», явившей себя, прежде всего, в лице «обновленческого» движения. Эта точка зрения — как раз пример того самого непонимания Церкви, ее устройства, происхождения и значения.
Церковь совершенно особый институт, но при этом она не может быть изолированной от народа и от общества, от того чем они живут и того, что в них происходит. 1917 год застал духовенство в очень непростое время, полное ожесточенных споров: каким должно быть «Тело Христово» в новой России?
Енисейская губерния не была исключением, — подчеркивает Геннадий Малашин: «трое поочередно временно занимавших енисейскую кафедру епископов не смогли объединить растерявшееся перед революцией енисейское духовенство на единой духовной платформе».
Строившаяся веками церковная иерархия оказалась, по существу, смятенной. И у каждого священника остался лишь один судья и начальник — собственная совесть. Одни бросали служение и паству, другие — затаившись, пережидали. Но было немало и тех, кто продолжал выполнять свой пастырский долг так, будто и не было никаких смут и переворотов: неслучайно, что десять из шестнадцати святых Собора Красноярской митрополии отдали свои жизни именно в годы Гражданской войны…
Роль духовенства в период революционных событий на территории Енисейской губернии — тема сложная и неизученная до сих пор на должном уровне. И во многом это обусловлено как раз-таки пресловутыми «мифами», укоренившимися в сознании.
Засвидетельствовать это были призваны два примечательных видеофрагмента, на которых запечатлено общение с жителями Абанского района. Они были сняты в рамках проекта «„Он не жил, а горел ради Церкви Христовой“: памяти новомученика Димитрия Неровецкого (Апанского; +1919 г.)», участие в котором принял и «Касьяновский дом».
«А у нас здесь и не было священников в те годы… Всё-таки был и его убили красные партизаны? Ну раз убили, значит, наверное, было за что», — небрежно бросает директор Тасеевского краеведческого музея. Учительница одной из местных школ настроена решительнее: говорит, лично бы расстреляла священномученика — дескать, пособничал колчаковцам.
Подобная реакция говорит о многом. События Гражданской войны — это не что-то далекое и забытое. Их оценка — по-прежнему часть нашей внутренней самоидентификации. Но, к большому сожалению, эта идентификация основана больше на чем-то иррациональном, а разбираться с фактами хотят немногие…
Не привилегированные, но бесправные
Именно попыткам разобраться в перипетиях событий столетней давности и была посвящена секция «Церковь и история Приенисейской Сибири».
Вплотную к обсуждениям «уроков столетия» собравшихся подвел штатный священник красноярского Иоанно-Предтеченского храма иерей Александр Смирнов. В выступлении «Неизвестные страницы в истории Богородице-Рождественского кафедрального собора города Красноярска» священник развенчал стереотипы о привилегированном и обеспеченном положении духовенства в дореволюционной России.
Отец Александр, со ссылками на архивные данные, заметил:
— Доходы причта кафедрального собора Енисейской епархии в ту пору были столь скудны, что ему приходилось даже на время становиться приписным по отношению к приходу другого утраченного в годы богоборчества красноярского храма — Воскресенского, что, однако, не мешало клирикам оказывать материальную помощь многим нуждающимся красноярцам того времени.
Простой пример: в год государство выделяло причту собора примерно три тысячи рублей. Весьма солидная для ХIХ века сумма — в пересчете на современный курс, речь идет о миллионах! Однако почти все «съедала» необходимость регулярных работ по сохранению красоты огромного здания, которое превышало размерами современный Христорождественский храм. Не спасала даже помощь меценатов: оттого неудивительно, что встречаются и прошения клириков Богородице-Рождественского прихода о помощи в покупке мирской одежды, почитавшейся как предмет едва ли не роскоши…
Из этого священник сделал вывод: на примере истории одного собора отчетливо видно, что достаток и положение большинства священнослужителей в царской России были не так велики, как их рисовали большевики. В этом контексте поддержка многими клириками революционных событий вовсе не выглядит парадоксом.
Могла ли Церковь стать преградой для широкого социального и мировоззренческого кризиса в России? На этот вопрос попыталась ответить в докладе «Духовенство Сибирских епархий в условиях революционного общественно-политического движения (1905–1907 гг.)» кандидат исторических наук, доцент, ветеран Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова (г. Абакан) Галина Корнеева.
Как правящие архиереи, так и приходские священники той поры «всеми силами старались донести до верующих людей пагубность социальной вражды, восстания против законной власти, необходимость соблюдения высших нравственных правил», — отметила Галина Андреевна со ссылками на официальные печатные органы разных сибирских епархий.
Однако формат традиционных посланий и проповедей в условиях грандиозной социальной трансформации оказался недейственным. Пойти же в ногу со временем, путем, например, участия в деятельности политических партий, манифестациях и стачках духовенство отказывалось по принципиальным причинам, прежде всего — из-за отсутствия традиции.
«Следствием этого стал разрыв связи между Церковью и массами, в первую очередь, городским населением», — пришла к неутешительному выводу Галина Корнеева.
О тех представителях духовенства, которые попытались участвовать в политической жизни Приенисейской Сибири в революционные годы, в выступлении «Религиозные организации в политической жизни Енисейской губернии (март 1917 — ноябрь 1918 гг.)» рассказал кандидат исторических наук, заместитель директора средней общеобразовательной школы № 12 г. Красноярска Александр Дементьев.
Выступающий подчеркнул неудачность этих попыток: объединения на основе Православия и иных религий не могли конкурировать с полноценными политическими партиями, опять-таки, вследствие отсутствия соответствующих традиций. «Зачастую верующие одной конфессии оказывались разобщенными по своим политическим взглядам, что также усугубляло намечающийся социальный конфликт».
Оба доклада вызвали бурные обсуждения. Складывалось, на первый взгляд, некое противоречие: с одной стороны, священники могли являть необычайное мужество, отдавай порой свои жизни за верность Православию, с другой стороны — они были не в силах увещевать паству, отговорить ее от вражды и братоубийства.
В этой связи ценным было замечание присутствовавшего на секции штатного священника сосновоборского Введенского храма протоиерея Андрея Ермолаева. Батюшка напомнил:
— Вспомните того же Николая Лескова, его «Мелочи архиерейской жизни». Большинство священников дореволюционного времени были глубоко бесправными и забитыми людьми. Сами жили в бедности, отчитывались за каждую мелочь, даже все свои проповеди согласовывали со Священноначалием, да и оно, по существу, безоговорочно подчинялось светским людям.
Как такие люди могли сориентироваться в непривычной атмосфере социального конфликта? Наравне противостоять партийным ораторам?
Толпы без идей и генералы без армий
Но почему же массы предпочли путь революции и воплощения радикальных идей привычным ценностям и укладу жизни? Об этом в работе «Основные итоги и уроки революции 1917 года и Гражданской войны» рассуждал кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории Александр Шекшеев.
«Почему сибирские крестьяне ратовали за создание Советов? Потому что они видели в них путь к Учредительному собранию, к народовластию, не понимая, что все это лишь лозунги, прикрывающие будущую диктатуру», — сказал, в частности, Александр Петрович.
Историк указал на социальную специфику Сибири того времени: в регионе проживало значительное количество ссыльных и переселенцев, оторванных от своих исторических корней и неудовлетворенных условиями жизни. Эти факторы делали их социально взрывоопасным элементом.
В докладе «1917 год — осмысление» учитель истории и обществознания средней общеобразовательной школы № 19 г. Канска Евгений Иванов подчеркнул, что Церковь была неприемлема для революционеров-большевиков прежде всего по идеологическим соображениям — как важная часть «старого мира», который было необходимо разрушить во имя построения социалистического общества. Именно вопросы идеологии предвосхищали собой иные причины богоборчества: хозяйственные, административные и т.д.
Какова же была судьба тех священнослужителей, которые уйдя в раскол, стали «обновленцами», выразив безоговорочную лояльность богоборческой власти? Об этом аудитории поведал в выступлении «История обновленческого раскола в г. Канске» протоиерей Сергий Смутин (Канская епархия).
Они создавали свои «епископские кафедры», «рукополагали» своих священников и безжалостно гнали «тихоновцев», нередко опережая в своем антицерковном пыле даже пресловутых «воинствующих безбожников». Но это их не спасло.
«Большинство тех, кто примкнул к ним, работали не за совесть, а за страх, опасаясь репрессий. Руководители раскольников же преследовали скорее карьерные цели, мстили Священноначалию за какие-то личные обиды. В конечном счете, они оказались „генералами без армии“ — массовой поддержки раскол так и не получил, и советская власть со временем взяла курс на примирение с канонической Церковью», — подчеркнул священник.
Несмотря на разность представленных докладов и выраженных точек зрения, можно с уверенностью сказать: все они вписываются в общую канву. Русская Православная Церковь в предреволюционные годы действительно переживала кризисный период. Откровенно бедственным было положением многих священнослужителей. Все больше и больше клириков и мирян высказывали недовольство ролью «второй скрипки» по отношению к государству, закрепившейся со времен петровских реформ.
При этом, следует понимать огромную пропасть между теми, кто в последние годы империи Романовых выступал за освобождение Церкви от навязчивого «покровительства» светской власти и восстановление Патриаршества и теми, кто стал «обновленцами» уже в советские годы. Вроде бы и те, и те выступали за реформы. Но если первые ратовали за возрождение исконного устройства церковной жизни (чего удалось добиться только в новейшее время), то вторые, по существу, послужили богоборческой власти лакеями, и были ею же самой, в конечном счете, ликвидированы.
В силу всего этого Церковь попросту не могла быть монолитной «контрреволюционной» силой; ее единство по объективным причинам было утеряно, и власть перешла к Временным Церковным Управлениям, созданным по благословению Святейшего Патриарха Тихона (о чем неоднократно говорилось на XVII Красноярских Рождественских чтениях). Но, на практике, нередко отдельные приходы и отдельные священники оказывались словно сами по себе.
«Во время гражданских войн солдатам позволено больше, чем полководцам», многозначительно писал еще древнеримский историк Корнелий Тацит. Действительно, во времена социального хаоса именно вооруженный человек, а не военачальники или государственные мужи, становится носителем реальной власти. Но распространяется ли эта максима на служителей Господа?
Даже если брать за основу опыт одной только Енисейской губернии, можно констатировать: далеко не все православные священники презрели свой пастырский долг. Да, были «красные попы», были «обновленцы», были обычные беглецы и приспособленцы… Но нашлись и те, кто не забыл о том, что Церковь существует в своей особой системе координат, где нет ни красных, ни белых, ни «зеленых»: «где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос (Кол. 3:11)».
Вот об этих людях, таких как священномученики Димитрий Неровецкий, Порфирий Фелонин, Михаил Каргаполов или священник Михаил Щербаков мы и должны, прежде всего, помнить, пытаясь усвоить тот урок, который преподнесла нам Церковь столетие назад.
XVII Красноярские краевых Рождественские образовательные чтения «1917 – 2017: Уроки столетия» состоялись в г. Красноярске с 16 по 18 января.
Организатором межрегионального форума выступила Красноярская митрополия Русской Православной Церкви при поддержке Управления общественных связей Губернатора Красноярского края, Министерства образования Красноярского края, Министерства культуры Красноярского края, Агентства молодежной политики и реализации программ общественного развития Красноярского края, Сибирского федерального университета, Красноярского краевого института повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования, Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева, Сибирского государственного аэрокосмического университета им. М.Ф. Решетнева, Дома дружбы народов Красноярского края, Красноярской региональной общественной организации духовно-нравственного возрождения Сибири «Ладанка», Общества русской словесности и Музейно-просветительского центра духовной культуры Красноярского края «Касьяновский дом».
Об итогах Чтений читайте на официальном сайте Красноярской епархии.
