В эфире «Радио России. Красноярск» (94.5 FM) вышел седьмой в этом году выпуск передачи «Летопись Красноярского края» в рамках совместного с «Касьяновским домом» проекта «Уроки столетия: Церковь, общество, человек». О полузабытом феномене «тайного монашества» в позднесоветские годы рассказали ведущий программы Дмитрий Васянович и главный хранитель «Касьяновского дома» Геннадий Малашин.
ДВ: У микрофона Дмитрий Васянович. Сегодняшнюю нашу программу мне бы хотелось посвятить тайной женской монашеской общине, которая существовала в Красноярске совсем недавно — около 30 лет назад.
Вообще, когда я впервые услышал о понятии «тайное монашество», то растолковал его не совсем верно. Мне казалось, что тайный постриг принимали в советское время для того, чтобы избежать гонений. В мрачные годы «воинствующего атеизма» за открытое исповедование веры можно было лишиться свободы и даже жизни, да и потом, уже в более спокойные времена, воцерковленный человек не мог и надеяться на престижную работу и успешную карьеру. Уже один этот факт не позволял говорить о наличии гражданских свобод в советское время, раз человек не мог свободно признаться в том, что он православный христианин.
Но само по себе это «тайное монашество» и его причины намного глубже, чем просто боязнь преследований. Верующие люди были зажаты в столь тесные рамки, что принятие монашеского сана было необходимо согласовывать с государственными органами. Священники были обязаны под страхом уголовного преследования сообщать обо всех, кто посещает, и уж тем более о тех, кто собрался принимать сей ангельский образ. Таких людей уже брали на заметку, а дальше неизбежно следовали «товарищеские суды», общественная травля, увольнение с работы и тому подобное.
Да и к тому же подавляющее большинство храмов и уж тем более монастырей было разрушено. Вот и совершались монашеские постриги в большой тайне. А новые монахи не ходили в соответствующих одеждах, скрывая на людях свой обет. Поэтому вполне обычный одинокий мужчина или незамужняя женщина, жившие с вами по соседству, могли на самом деле быть тайными монахами.
Когда я сам в 1990-е годы пришел петь на клирос в красноярский Покровский кафедральный собор, нами руководила матушка Галина. С виду — обычная женщина, только в темной одежде. Но все певчие знали, что Галина тайно пострижена, и имя ее — монашеское.
Приняла она ангельский образ от архимандрита Нифонта (Глазова), как очень многие в то время в Красноярске. Будучи настоятелем Свято-Троицкого собора (одного из двух действующих храмов в Красноярске того времени), батюшка организовал здесь целый тайный монастырь. Монашеская община просуществовала достаточно долгое время перед тем, как разразился настоящий скандал, — рассказывает историк Церкви и главный хранитель «Касьяновского дома» Геннадий Малашин.
ГМ: Те годы для Церкви были по-своему страшным временем. Страшным, хотя и «воинствующий атеизм», и хрущевские гонения уже остались в прошлом. Но у священников были по-прежнему связаны руки: они были вынуждены сообщать в соответствующие органы обо всех, кто принимал Таинства Церкви. Поэтому просто зайти в одну из немногочисленных церквей уже само по себе было подвигом.
И вот в таких условиях и нёс служение архимандрит Нифонт (Глазов), благочинный красноярских церквей с 1965 по 1985 год. Время от времени выходили новые распоряжения об «усилении атеистической пропаганды», организовывались новые антирелигиозные кампании. И вот: 1984 год, казалось бы — преддверие «перестройки», уже нет ни Андропова, ни Брежнева. Но именно в этом году в «Красноярском рабочем» выходит статья некой Ирины Пчелиной о жизни Свято-Троицкого собора с лирическим названием «Стоит на горе церковь…».
Автор подчеркивала многочисленные нарушения советского законодательства со стороны архимандрита Нифонта и его «приспешников». Пчелина не употребляла прямо слово «антисоветский» в отношении «церковников», но обличала их во многом: дескать, и молодежь у себя привечают, и иконы специальным комиссиям «инвентаризировать» не дают, «придумывают». Что они-де, иконы эти, «святые»…
В этом автор напрямую обвиняла неких «женщин в черном», монашек. Казалось бы: какие могут быть монахини в 1984 году в Красноярске? Одна из немногих действующих женских обителей — Пюхтицкая — за тысячи километров от Сибири, в далёкой Эстонии. Но дело в том, что отец Нифонт, фактически за 20 лет создал тайную обитель при Свято-Троицком соборе, главном храме Красноярского благочиния. По благословению епископа Новосибирского и Барнаульского Гедеона он постригал в монахини одну верующую женщину за другой.
Что это были за люди? Истинно русские женщины, испытавшие тяготы жизни в военное время, прошедшие через непосильный труд в колхозе, кто-то у станка стоял, а некоторые даже и лично на фронте побывали. И все они, по тем или иным причинам, остались к преклонным годам одни… Их подписи мы видим в обращениях к красноярским властям с просьбами открыть Покровский собор, под документами, связанными с хозяйственной жизнью собора Свято-Троицкого: ведь в те годы священник считался «наемным сотрудником» и по закону от него очень мало зависело в церковной жизни.
Где же располагался этот тайный «монастырь»? В нынешнем крестильном храме при Свято-Троицкой церкви. Суровые, стесненные условия — но рядом собор, рядом место молитвы. И близко знавшие их люди вспоминают, что в любое время и к отцу Нифонту, и к монахиням можно было прийти с любым вопросом, любым душевным чаянием — и получить добрый совет.
ДВ: Сегодня само понятие «тайного монашества» неуклонно становится частью истории. После празднования тысячелетия Крещения Руси в 1988 году началось восстановление сотен храмов и монастырей и строительство тысяч новых.
Тогда же принявшие ангельский чин люди стали потихоньку выходить из тени. Многие из них своими руками строили новые обители, при которых потом и оставались. Кто-то так и остался «монахом в миру», но уже осмелевшись носить монашеское одеяние.
Но наверняка есть и те, кто до сих пор хранит эту сокровенную тайну. Ведь сказано же в Евангелии, что Господь ведает всё тайное и воздает за это явно. Но, конечно, не в этой жизни, а в будущей.