В статье репрезентировано многообразие медиальных трансформаций легендарного сюжета о Федоре Кузьмиче в ХХ—XXI вв. Особое внимание уделено роману П. Гнедича «Сфинкс» (1909 г.) и снятому на его основе художественному фильму «Северный Сфинкс» (реж. А.В. Сиренко, 2003 г.).
Известно, что любой легендарный материал развивается спиралевидно; стадии его актуальности сменяются стадиями латентного существования. Зародившись практически на следующий день после официального объявления о кончине императора Александра I, слухи об его уходе просуществовали в скрытом состоянии до 80-х гг. XIX в., когда, соединившись с преданием о необычном сибирском старце Федорe Кузьмиче, возродились с неожиданной силой. В начале же XX в. стало очевидно, что легенда о царе-старце представляет собой весьма и весьма продуктивную сюжетную модель, способную органично войти в сюжетный репертуар национальной культуры. На рубеже XIX—ХХ вв., в это «пестрое», богатое на мистические, религиозные искания время, неотъемлемой частью русского духовного бытия стал процесс мифологизации культуры, что в результате привело к появлению «текстов-мифов», в которых образы и символы — мифологемы — представляли собой «свернутые метонимические знаки целых сюжетов» [1]. Здесь, на рубеже веков обнаруживается множество текстов, варьирующих сюжет о Федоре Кузьмиче (творчество К. Случевского, В. Соловьева, А. Белого, А. Добролюбова, Д. Мережковского, П. Гнедича).
С приходом советской власти легендарный сюжет ушел «в подполье», «законсервировался». Он снова вышел на эксплицированный общественным сознанием уровень в 1960-х гг., что связано с публикациями Льва Любимова на страницах «Недели» и «Вопросов истории», а затем, с новой силой, — в начале 1990-х., когда появилась возможность говорить обо всем, что связано с Романовыми и святыми подвижниками. В разработках сюжета этого времени последний постепенно утрачивает религиозное содержание и приобретает подчеркнуто светский характер (например, сочинения А. Кузнецовой, В. Кожаринова, П. Бецкого, Д. Барчука).
Но в любом мифе общество может разочароваться, устать от него; следовательно, способом «отторжения мифа является его осмеяние, низведение высоких и сакрализованных идей мифа до сферы “телесного низа”» [2]. В конце XX в. мы становимся очевидцами частичной демифологизации сюжета. В ключевых текстах конца XX — начала XXI вв., варьирующих «классический» сюжет о старце-царе, его структура существенно видоизменяется, произведения этого периода представляют собой разработку совершенно оригинальной версии сюжетной схемы и в минимальной степени ориентированы на сложившиеся в литературе направления ее трансформации (произведения Д. Самойлова, В. Сорокина, Г. Петрова, Е. Витковского). Яркий пример десакрализации Федора Кузьмича представлен в романе Т. Толстой «Кысь» [3].
В свете сказанного совершенно очевидно, что один и тот же культурный персонаж может быть чрезвычайно актуален для одного поколения и гораздо менее актуален для другого. Но, тем не менее, такой герой обладает колоссальной символической силой, притягательностью и обаянием. Закономерно, что обладая подлинно мифологической сущностью, такой герой существует больше чем в одной медиальной среде. Так, образ Федора Кузьмича, получивший популярность сначала в качестве героя слухов, толков, а затем — народных преданий, сконструировавшихся на основе народной молвы, уже во второй половине ХХ в. обрел популярность на радио, теле- и киноэкране, в глобальной сети Интернет в качестве персонажа художественных книг, объекта научного изучения. При этом смысл образа при его перемещении из одной медиальной среды в другую иногда заметно трансформируется, как изменяется идеологическая интерпретация, сопутствующая этой миграции: каждая эпоха, сообщающая герою новый виток популярности, придает «лику» героя новые черты, иногда совершенно противоречащие друг другу. Вместе с этим, то, что герой получает саму возможность перемещаться в медиапространстве, трансформироваться внутри медиальных сред, свидетельствует об исторических сдвигах культуры, как бы подсвечивает их.
Сейчас не вызывает сомнений, что субкультура, окружающая легенду об Александре Павловиче — Федоре Кузьмиче, довольно обширна:
• театральные постановки («Северный Сфинкс или Сказание о старце Федоре» (реж.-пост. А. Литвин, спектакль в репертуаре томского ТЮЗа с октября 2004 г.);
• фильмы: художественные («Северный Сфинкс», (реж. А.В. Сиренко, 2003 г.), и документальные («Земля Российская. Легенда об императоре. Фильм 2», фильм-расследование реж. В. Ткачeва, Всемирное русское телевидение и Независимая Телекомпания «Жизнь», 1997 г.; фильм «Александр I. Тайна отречения» из цикла «Искатели», 2004 г., автор сценария С. Ветлин, реж. И. Самарай; фильм «Царя подменили» из цикла «Искатели», 2008 г., автор сценария А. Шипулин, реж. И. Акопян; «Александр I. Ч.1, 2» из документального телесериала «Российская империя. Проект Леонида Парфёнова», 2000—2004 гг.);
• песни («Старец Федор Кузьмич», автор-исполнитель Андрей Земсков, 2004 г. [4];
• радиопрограммы (радио «Эхо Москвы», передача «Три Николая» из цикла «Наше все», 4 мая 2008 г., ведущий Е. Киселев, гость С. Мироненко);
• телепередачи (телевизионная программа «Непростая история» с Сергеем Мироненко, 2007 г., телеканал «Культура», автор и ведущий — директор ГАРФ С. Мироненко; программа «Александр I. Легенда о Федоре Кузьмиче» из цикла «Час истины. Историческая дуэль» с Д. Захаровым, 1 июля 2010 г., телеканал «РедМедиа», гости: д. ист. н. Алексей Боханов, к. ист. н. Андрей Левандовский);
• тематические выставки (Выставочный проект к 175-летию Томской епархии «Легенды города. Старец Федор Томский», ТОКМ (Томский областной краеведческий музей, действует более пяти лет; проект «Александр I. “Сфинкс, неразгаданный до гроба…”», Эрмитаж, г. Санкт-Петербург, 2005 г.);
• разработки школьных уроков внеклассного чтения (Тужикова Т.А. «Л.Н. Толстой “Посмертные записки старца Федора Кузьмича”. Сибирский край и легенда о царе-отшельнике (экскурс в историю)». Методические рекомендации для учителя (урок-практикум), Томск, 2002 [5]; Гайдукова Е.Б., Изотова А.П. Урок-практикум «Житие святого праведного старца Федора Кузьмича (Томского)» как образец сибирской агиографии», Фестиваль педагогических идей 2006/2007 гг.[6];
• много другое (афиши к спектаклям, красочные обложки книг — научных и художественных, документальные фильмы, снятые в Томске и распространяющиеся обычно в местных церковных лавочках, брошюры, выпущенные к указанным выше тематическим выставкам);
• литература для детского чтения [7];
• социально-заостренная публицистика, предлагающая новую трактовку образа Федора Кузьмича — «Федор Кузьмич-царь бомжей», продиктованную современным социокультурным состоянием общества[8];
• памятники и мемориальные комплексы. Особо в этом контексте стоит отметить крест на могиле старца Федора в Томске и знаменитую Александровскую колонну А. Монферрана в Санкт-Петербурге. Как известно, изначально на кресте была сделана надпись «Здесь покоится тело Великого Благословенного старца Федора Козьмича, скончавшегося 20 января 1864 года», а под ней готические буквы одна под другой «А. П. И. В.» [9]. Памятник Александру — колонну Монферрана вместо ожидаемой конной скульптуры, — венчает ангел с ликом Александра (императора и прежде именовали ангелом, например, овдовевшая императрица Елизавета Алексеевна так писала матери: «Наш ангел на небе, а я на земле…» [10], указывающий на крест, на основании колонны расположены двуглавые орлы, но с опущенными крыльями и без корон. Таким образом, аллегории обозначенных мемориалов могут быть прочитаны как текст, и в итоге, возможно предположение, что под словами «великого благословенного» и буквами «А.П.И.В.» на кресте имеется в виду царь Александр Благословенный и «Александр Павлович Императорское Величество»11, а аллегории на столпе указывают на добровольные отказ от власти и несение своего креста.
Любопытно также, что в 1915 г. О. Мандельштам в стихотворении «Дворцовая площадь» так говорит об ангеле на колонне:
Императорский виссон
И моторов колесницы,
В черном омуте столицы
Столпник-ангел вознесен…
Столпничество — это совершенно особый тип подвига, а с легендарной не-смертью Александра I всегда связывалось представление о подвижничестве, о комплексном подвиге. Оговорка поэта, возможно, случайна, но для нас она знакова.
• портреты, рисунки и иконы, в частности, карандашный портрет старца на смертном одре, сделанный на второй день после смерти (1864 г.), портрет старца, написанный в 1866 г. по инициативе купца С.Ф. Хромова, а также заказанная им же копия портрета императора Александра I (работы Д. Доу). Именно фрагменты этих последних портретов традиционно используются в большинстве работ об Александре I и Федоре Кузьмиче, в независимости от того, какой характер носит произведение — апологетический или скептический.
Также достаточно набрать какое-либо ключевое слово, связанное с этим сюжетом в поисковой строке Интернета, как обнаружатся сотни ссылок. Так, на запрос «старец Федор Кузьмич» Интернет выдает 34 тыс. ответов, на запрос «Император Александр I» — 4 млн. ответов, на запрос «Александр I — Федор Кузьмич» находится 169 тыс. ссылок.
Обилие подобных примеров, продолжающееся их появление (не исключено, что к моменту выхода этой статьи их количество увеличится) позволяет говорить об оформлении личности старца Федора Кузьмича в один из культурных архетипов, чье воздействие выходит за рамки какой-либо одной культурной эпохи. Этот архетип оказывается открытым для многочисленных творческих интерпретаций (например, великий князь Константин, карла-тиран Т. Толстой, царь бомжей) и в то же время сохраняет некоторые свои ключевые узнаваемые черты, подобно таким архетипам русской культуры, как Александр Невский, Иван Грозный, Ермак, Иван Сусанин, Петр I или Гришка Распутин.
В рамках настоящей статьи хотелось бы остановиться всего лишь на одном примере трансформации в медиапространстве легендарно- го сюжета о царе-старце. Речь пойдет о романе «Сфинкс» П. Гнедича, написанном в 1909 г. и опубликованном в «иллюстрированном журнале литературы, политики и современной жизни» «Нива» за 1911 г. и снятом на его основе художественном фильме «Северный Сфинкс» (реж. А.В. Сиренко, 2003 г). Думается, что путь сюжета через такие узловые моменты, как слухи — жизнеописание — роман — визуальная реализация представляется чрезвычайно репрезентативным.
Итак, одна из многочисленных (и сразу скажем — не вполне удачных) попыток художественно интерпретировать одну из легенд русской истории, принадлежит П.П. Гнедичу (1855—1925 гг.) — известному прозаику, драматургу, переводчику, историку искусств, к слову — родственнику А.С. Грибоедова по материнской линии. Писатель и драматург отличался либеральными взглядами, нашедшими отражение в его многочисленных пьесах. Очевидно, что именно такое своеобразное «вольнодумие», а также вполне вероятная для той эпохи склонность к мистицизму побудили пятидесятилетнего автора взяться за перо и в межреволюционные годы создать роман об уходе Александра I в безвестные странники.
На первый взгляд, произведение П. Гнедича представляет собой исторический роман. В нем присутствует основные жанровые признаки текcтов этого типа: главный герой вымышлен (Константин Новоскольцев и его семья), история его жизни показана на фоне культурных стандартов своего времени (крепостное право, разговоры на французском, служба в департаменте) и соответствующих исторических событий (война 1812 года, организация военных поселений, восстание декабристов). Героя окружают настоящие исторические деятели, с которыми нередко главный герой вступает в разного рода — дружеские, деловые, конфликтные — отношения (Александр I, Аракчеев, Ростопчин) или же не сталкивается с ними вовсе (Елизавета Алексеевна, Фотий, Наполеон, Кутузов и пр.).
Согласно законам жанра история Кости Новоскольцева — его взросления, службы, женитьбы, болезни — должна приковать все внимание читателя; с его смертью роман должен закончиться. Так обычно происходит в большинстве исторических романов, читатель привычно ждет подобного и от этого текста. И ошибается, так как роман строится на эффекте обманутого ожидания: главным героем оказывается император Александр I, а жизненный путь вымышленного Кости Новоскольцева, довольно подробно излагаемый автором в 1-ой, 2-ой и 6-ой главах, — лишь фон для истории царя.
Автор сознательно и планомерно мистифицирует свое произведение, нагромождая загадки и недоговоренности одну за другой: так, обращаясь к легендарному материалу, он называет свой текст «Сфинкс», что само себе представляет собой некую квинтэссенцию таинственности, далее автор уходит и от жанрового определения произведения, ставя под заглавием пространный и туманный комментарий «одна из легенд русской истории». Подзаголовок отсылает читателя к многочисленным загадкам истории России и поскольку представляет собой всего лишь одну из версий обстоятельств ухода царя Александра, рассчитан на читателя эрудированного в вариантах этого легендарного сюжета. И, наконец, сюжет в этом романе «давит» на фабулу: проекция подлинных событий романа в личные или мистико-религиозные переживания Александра I; обилие разбросанных по тексту фраз императора об отречении; огромное количество примет, слухов, предчувствий в 5-ой и 6-ой главах — если не затемняют, то оттеняют событийный ряд произведения. В связи с эти текст П. Гнедича уместнее рассматривать не как исторический, а как символистский, в духе романа Д. Мережковского «Александр I» (1912 г.), продолжающего традиции исторического романа XIX века и как бы маскирующегося под него.
Но вместе с этим мы вынуждены признать, что роман П. Гнедича не избежал многих аспектов, которые оказались свойственны текстам об Александре I-Федоре Кузьмиче, написанных впоследствии (П. Бунин (1913 г.), А. Кузнецова (1985 г.), И.Л. Бунич (2003 г.), П. Бецкой (2004 г.), Д. Барчук (2005 г.) [12]. Все эти произведения, заметно отстоящие друг от друга по времени и разнящиеся в жанровом отношении (роман, повесть, детектив, дилогия), объединяет то, что в какой-то момент богатая легендарно-документальная история начинает довлеть над литературным вкусом, мастерством, и художественно-эстетической правдой. Многочисленная историческая литература о Федоре Кузьмиче, как апологетического, так и скептического характера, давно растиражировала самые разнообразные сведения о нем и о связанном с ним навсегда русском императоре. Растворить их в ткани текста и не «засушить» при этом художественное произведение, не превратить его в документ — на это требуется известный литературный талант.
Указанные нами произведения, к сожалению, не могут этим похвастаться. Так, например, сочинение П. Бунина «Легенда о смерти Александра I» представляет собой компиляцию фрагментов первых работ о Федоре Кузьмиче (Е. Захарова, М. Мельницкого, Н. Голицына), московских слухов, записанных Ф. Федоровым, исторических трудов о царствовании Александра I. В повести А. Кузнецовой «Долли» мы сталкиваемся с фактически беспрецедентным случаем переключения самостоятельного, обладающего четкой структурой и огромным художественным потенциалом историко-легендарного сюжета в статус второстепенной сюжетной линии. Книга петербуржца П. Бецкого «Тайна Ф.К.» позиционируется как сенсационное открытие тайны сибирского старца. По сути же это — гибридно-цитатное произведение, сконструированное в традициях постмодернистской литературы и представляющее собой компиляцию лишенных какого-либо критического отбора и соединенных под одной обложкой текстов. Автор создает «пеструю смесь» из всевозможных слухов, толков, документов и исторических гипотез о возможном уходе Александра I, обеспечивающих поле сыскной деятельности главному герою — выпускнику Корпуса офицеров по особым поручениям. В финале детективного романа «открывается», что император Александр действительно умер в 1825 году, а Федор Кузьмич на самом деле — Федор Константинович, сын великого князя Константина Павловича, родной племянник Александра I, действительно самозванец, желающий привести в исполнение заговор против Николая I и воцариться на российском престоле.
П. Гнедич гораздо бережнее относится к загадкам русской истории и к ее героям, но все же ближе к финалу чувствуется, что автор словно устал «сочинять»: последние главы романа все больше напоминают документ, темп повествования убыстряется, факты излагаются быстро, сжато, наслаиваются друг на друга. Так, в рамках первой подглавки 6-ой главы лишь обозначены эпизоды о провидческой записи «Finis!» в дневнике доктора Виллие, о Петергофском привидении, о камешке в хлебе царя, об убийстве Настасьи Минкиной, о комете над Таганрогом, о свечах, горевших днем, и, наконец, о заболевании Александра [13] после Крымской поездки. В седьмой же подглавке автор вовсе не маскирует источник информации — многочисленные слухи о мнимой смерти Александра и на сложившийся на их основе народный рассказ о том, что из Таганрога увезли в Петербург восковое изображение императора или, по иной версии, тело умершего солдата, лицом похожего царя [14].
Именно эти истории и соединяет в своем романе П. Гнедич: в закрытом гробу в Петербург везут манекен, точную копию Александра I, сделанную австрийскими мастерами; пришлый из Таганрога странник рассказывает на улице историю о спасении царя часовым солдатом. Перед нами опять пример авторской мистификации собственного текста. Разнообразие слухов показано в последней главе романа, но прежде Костя Новоскольцев, несколько помешавшись рассудком, бродит по Петербургу, искушая, смущая, волнуя офицеров и солдат слухами об Александре: «“— Братцы, вы слышали про государя Александра Павловича?.. Он ведь жив… его заставили отречься от престола и скрыли два рескрипта <…> Императора Александра убили дворяне, — вдруг сказал Новоскольцев…” <…> И всюду он видел нескрываемый интерес и горящие глаза» (№ 18. С. 338).
Исследователь Е. Левкиевская в работе, посвященной механизмам образования исторических мифических моделей, утверждает, что «зарождение мифов общенационального…масштаба, как правило, инициируют “верхи”, предлагая обществу те или иные идеи» [15]. Если общество откликается на идеи, начинает рефлексировать по их поводу, порождая определенное число «устных и письменных текстов» (от слухов до публикаций в периодической печати), имеются все шансы, что «запущенная» в народ идея трансформируется в миф. Так, Костя, не будучи истинным главным героем, погибает задолго до настоящего финала романа — он тонет в ледяной воде Невы в день декабристского восстания (№ 18. С. 339). Но его функция в романе очевидна и может быть определена как структурная — оставленные им сомнения в смерти царя позволяют связать последнюю, седьмую, главу, с предшествующими. Погребению предан не настоящий царь, сам же Александр I в образе старца Федора Кузьмича оказывается в Сибири.
Двадцать восемь лет сибирской жизни царя-старца автор умещает в десять страниц романа; при этом ему удается упомянуть практически все ключевые эпизоды этой части сюжета: сокрытие старцем имени, получение двадцать ударов плетьми, воспоминания о военной кампании 1812 года и о Петербурге, знание французского языка, его портретные характеристики и свидетельства об образе жизни, столкновения с местными священниками, случаи исцеления, история о двух придворных служителях, один из которых узнал в старце царя, о загадочных предсмертных словах Федора Кузьмича, о надписи на могильном кресте и ряд других сцен. Самая большая часть здесь, состоящая из микроэпизодов, — история дружбы старца и Александры Никифоровны, в судьбе которой старец сыграл определяющую роль духовного наставника.
Стремление автора охватить столь внушительный объем основных эпизодов сюжета на малом пространстве текста позволяет нам убедиться в характере источников, которыми располагал П. Гнедич. Безусловно, это были труды историка Н. Шильдера, послужившие также источником для неоконченной повести Л. Толстого, и уже напечатанные к тому времени в «Русской старине» статьи Н.С. Голицына «Народная легенда об Александре-отшельнике» (1880 г.); В. Долгорукого «Отшельник Александр (Федор) в Сибири» (1887 г.), И. Смирнова «Отшельник Феодор» (1887 г.), И.П. Кузнецова-Красноярского «Старец Федор Кузьмич» (1895 г.) и, конечно же, М.Ф. Мельницкого «Старец Федор Кузьмич в 1836—1864 гг.» (1892 г.). Именно эти сведения позволяют Гнедичу завершить роман компилятивной частью, оказавшейся в начале ХХ века внезапно востребованной после многолетнего забвения.
Роман П. Гнедича так и не был опубликован отдельным изданием, и многие десятилетия странички любопытного текста покрывались архивной пылью среди им подобных в подшивках «Нивы» начала ХХ в. Но чуть менее чем через столетие роман Гнедича вышел из забвения и стал вновь востребованным в контексте уже совершенно иного дискурсивного бытования легенды о царе-старце — художественной исторической драмы длиной в 10 серий «Северный Сфинкс», 2003 г.,
реж. А.В. Сиренко.
Откровенно говоря, этот многосерийный фильм больше похож на телевизионный спектакль — действие редко выходит за рамки комнат/кабинетов/покоев — герои больше говоря о событиях, чем совершают поступки, несмотря на относительную «свежесть» продукта, компьютерных спецэффектов и «экшена» в нем нет. Вместо этого фильм подкупает психологизмом, бережным отношением к легендарному материалу, лежащему в основе сценария А. Гребнева, Е. Греминой, М. Угарова.
Фильм рассчитан на внимательного зрителя, которому претят нарочитые визуальные эффекты и который способен вчувствоваться и вдумываться в происходящее на экране и, главное, за ним, а в идеале — знакомого с легендой и способного за обрывочными фразами героев увидеть целостное сюжетное полотно, а в самой интриге — всего одну из версий легенды о Федоре Кузьмиче.
Несмотря на то, что в фильме присутствуют цитаты из исторических источников, можно с большой долей уверенности предположить, что сценаристы скорее вдохновлялись многочисленными текстами об Александре I и, в частности, романом П. Гнедича, чем буквально следовали им. Более того, авторы сценария и режиссер, довольно свободно oбращаясь с историческим материалом, нарушили историческую фактографию. Так, роман Гнедича начинается с событий, предшествую-
щих войне 1812 г.; фильм открывается картинами послевоенного времени, хотя определить дату или год однозначно трудно (в пятой серии Александр и князь Голицын рассуждают о смерти Наполеона, произошедшей 1821 году, из чего можно предположить, что события начала фильма относятся к 1818—1821 годам (но не раньше 1813 г.)). Вместе с этим разговор с женой в первой серии о мирной жизни в домике на берегу Рейна восходит к реальному письму цесаревича Александра другу В.П. Кочубею от 10.05.1796 г. (!) [16].
Также по воле авторов фильма Константин Новоскольцев становится чиновником в канцелярии его Императорского Величества, а потом — одним из немногочисленных его доверенных лиц, которые были посвящены в тайну ухода Александра. В этом, помимо отклонения от текста романа, усматривается и некоторая нелогичность: кажется странным, что царь посвящает в свои тайные планы, раскрытие коих могло бы привести к драматичным последствиям мирового уровня, толкового, образованного, дерзкого, но все же случайного человека.
Также при экранизации переосмысляется и структура романа как первоисточника. Фильм ретроспективен: таинственная история ухода Александра подана как воспоминания Новоскольцева, который дожил до почтенного возраста и в 1881 году в публичной библиотеке беседует с молодым читателем-скептиком, вспоминая о своей молодости. В романе П. Гнедича, как помним, Новоскольцев умирает в 1825 г.; сценаристам он оказался нужен и, как следствие, был «воскрешен» ими и представлен как единственный хранитель тайны. Но и при такой структурной трансформации покров с национальной загадки не снимается — в финале старика Новоскольцева уводит его сын, браня его за глупые разговоры. Легенда, таким образом, целомудренно остается только легендой.
Однако, оставаясь таковым, легендарный материал получает новую интерпретацию к уже существующим вариантам сымитированной смерти (в гроб вместо царя кладут тело умершего солдата-двойника/тело фельдъегеря/ восковую куклу). К традиционному мотиву о подмене царя мертвым солдатом-двойником здесь добавляется мотив масочности, восходящий к бродячему сюжету о Железной Маске: двойника втайне от всех держат в Ропше в темной комнате без окон, его лицо закрыто маской из плотной черной ткани, за ним ведется постоянный присмотр. В седьмой серии граф А. Аракчеев, вызвав к себе Новоскольцева, прямо его спрашивает: «…Я знаю, что Вы в Ропше делаете <…> И Железную Маску, стало быть, не видывали?..». Постепенно становится понятно, что Маска изначально двойником Александра не был, сходство проявилось в ходе болезни — в его теле остался подвижный осколок от разорвавшегося ядра; чем ближе он к сердцу, тем сильнее сходство и тем скорее царь сможет до срока покинуть трон. Таким образом, в экранизации реализуется еще один важный мотив — рока, роковой предопределенности. Сам Маска понимает любой исход своей истории как жребий:
«Новоскольцев. Так значит государь император тот, кто бросает жребий? Не понимаю…
Маска. Больной выздоровеет или больной умрет — что здесь непонятного? Неужели это сложнее, чем орел или решка?…
И далее, но уже в разговоре Новоскольцева и Александра I:
«Новоскольцев. …его (Маски — Е.Г.) смерть есть жребий.
Император. И кто тянет этот жребий?
Новоскольцев. Его тянете вы.
Император. Ты все понял? <…> Это случай. Просто — случай <…> Этот осколок в его сердце обещает мне новую жизнь…»
Одновременно в структуре рассматриваемой медиальной реализации сюжета актуализируется мотив иллюзорности: Маска таинственным образом исчезает из своей комнатки; загадочного доктора Алексеева уводит конвой как опасного преступника без объяснения причин; Александр I после фактического признания в планируемом уходе говорит, что пошутил; сам Новоскольцев после таганрогских событий долго проболел, был в бреду, а потом и его рассказы о живом царе воспринимаются как «мания». Таким образом, постоянно балансируя на грани «реальное-иллюзорное», зритель невольно приходит к мысли, что перед ним как раз тот случай, когда история имеет сослагательное наклонение.
Заключительная серия фильма, как и последняя глава романа-источника П. Гнедича, посвящена указанию на сибирский период жизни Александра I в роли старца Федора Кузьмича. При этом важно, что именно «указанию на», а не «рассказу о». Из всего многообразия эпизодов авторы фильма отбирают всего один — эпизод о наказании плетьми — и придумывают свои три, но стараются представить их как можно драматичнее: 1) эпизод о столкновении Федора Кузьмича с вахлаками-грабителями, 2) сцена не-встречи старца с Новоскольцевым, сосланным по декабристскому делу на поселение в Иркутскую губернию, и, наконец, 3) эпизод с подаянием. На поданной «высокому дяде» монетке отчеканена литера «А», на несколько секунд она крупным планом задерживается в кадре. Затем партия каторжников продолжает дальнейший путь по этапу, «высокий дядя» идет последний и его видно дольше всех. После — уже перед титрами — на экране на несколько секунд появляется портрет Александра I в раме. Так в финале фильма и уже за рамками истории старичка Новоскольцева, уведенного серьезным сыном из библиотеки, легенда соединяется с большой историей. Аллегории (буква на монете и портрет) легко прочитываются зрителем, равно как и легко узнаваемый в гриме Владимир Симонов, сыгравший и царя, и старца.
Таким образом, фильм А. Сиренко «Северный сфинкс» фактически иллюстрирует слова настоятеля томского Богородице-Алексиевского мужского монастыря игумена Силуана (Вьюрова) о легенде: «…Ценность человеческой судьбы как в очах Божьих, так и в глазах людей определяется не ответом на вопрос: кем человек был, а на вопрос: кем он стал. Важно не столько то, был ли старец Феодор императором Александром (святость старца от этого решения не зависит), сколько то, стал ли император Александр старцем Феодором» [17].
Исторически предания об уходе Александра I появились, как минимум, на двадцать пять лет раньше, чем какие-либо предания и устные рассказы о Федоре Кузьмиче (по свидетельству Н.В. Серебренникова, интерес к личности старца возник не ранее 1851 г. [18]. Однако собственно
произведений о «не-смерти» императора (без упоминания Федора Кузьмича) в русской литературе нет, тогда как повествования о старце могут существовать без каких-либо ссылок на Александра I (Е. Захарова, К. Голохватов). Легенды и слухи о таганрогских событиях начинают «оживать» в качестве добавлений, отдельных намеков на «царское» происхождение старца в жизнеописаниях последнего только с 1907 г. (легенда Н.С. Голицына, записанная в 1880 г. — счастливое исключение). С момента выхода первых серьезных исследований, посвященных личности Федора Кузьмича (Н.М. Романов, Н.К. Шильдер, Е. Шумигорский, В. Барятинский, К. Михайлов, К. Кудряшов и др.), вторая составляющая сюжета, повествующая о мнимой смерти императора Александра I, начинает активно эксплуатироваться и, что самое главное, вновь возвращается в свое исконное инициальное положение: из намеков, обмолвок и предположений, завершающих то или иное жизнеописание старца, она превращается в объемный рассказ, открывающий повествование. И роман Петра Гнедича, и снятый на его основе художественный фильм репрезентируют именно такую сюжетную структуру.
Подводя черту под вышесказанным, отметим, что фильм А. Сиренко карьеру не сделал, для широкой публики, скорее всего, этот фильм прошел незамеченным (доказательство тому — единичные отзывы, обнаруженные в глобальной сети). Вместе с этим его появление эмблематично и свидетельствует о том, что споры вокруг исторической достоверности сюжета, сопутствовавших ему событий и идеологических наслоений не прекращаются по сей день. По-прежнему дискурсивный контекст мифа определяет господствующая репрезентация Федора Кузьмича, заключающаяся в отождествлении императора и старца. Иные интерпретации образа Федора Кузьмича («апостол» сектантов, бывший митрополит, бродяга, самозванец и пр.), связанные с определенными региональными, культурно-идеологическими факторами, являются второстепенными. Не исключено, что последующие события определят и дальнейшие изменения легендарного сюжета, возможно, на данном этапе даже не прогнозируемые литературоведением.
Библиографические сведения
[1] Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве символистов // Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 459. — Тарту, 1979. С. 95.
[2] Левкиевская Е.Е. Русская идея в контексте исторических мифических моделей и механизмы их образова-ния // Современная российская
мифология. / Сост. М.В. Ахметова. — М., 2005. — С. 178.
[3] Гайдукова Е.Б. Цикл легенд о Федоре Кузьмиче на рубеже XX—XXI веков: проблема демифологизации сюжета. // Вестник ТГУ. Томск, 2008. С. 7—11.
[4] Земсков А. Старец Федор Кузьмич [Текст] / [Электронный ресурс] — режим доступа: http://kutuzanna.livejournal.com/118073.html; [Видео] / [Электронный ресурс] — режим доступа: http://www.youtube.com/watch?v=PLGCMD53l18.
[5] Электронный ресурс — режим доступа: http://ido.tsu.ru/other_res/school2/other3/tolst/contents.html
[6] Электронный ресурс – режим доступа: http://www.gym5cheb.ru/lessons/index.php-numb_artic-416340.htm
[7] Голубцов С., диакон. Пышки. Рассказ о том, как Саша замуж выходила (Быль из жизни Святого Праведно-го старца Феодора Томского). Томск, 2007. 15 с.
[8] Соколов А. Валера-странник. Опыт сравнительной реконструкции мифологии отдельно взятой группы // Выходной. 2002. № 181. С. 6.
[9] Серебренников Н.В. Томская тайна: Федор Кузьмич или Александр I? // Томские экскурсии / Под ред. Т.В. Галкиной. — Томск, 2004. С. 22.
[10] Цит. по: Привалихин, В.И. Так был ли старец Федор императором Александром? — Томск, 2004. С. 8.
[11] Серебренников Н.В. С. 28.
[12] Барчук Д.В. Александрия-2: Роман. — Томск, 2005. 296 с.; Бецкой П. Тайна Ф. К. — М., 2004. 318 с.; Бунин П. Легенда о смерти Александра I: Репринтное воспроизведение издания 1913 года. — Л., 1991. 79 с.; Бунич И.Л. Династический рок. Александр 1. Николай 2. — М., 2003. 337 с.; Кузнецова, А. Долли: Повесть / Агния Кузнецова // Октябрь. 1985. № 3. С. 36—120.
[13] Часть этих слухов была записана дворовым человеком помещика Ф.И. Зембулатова Федором Федоровым (интересующие нас слухи №№ 38, 40, 43. См.: Чернов, С.Н. Слухи 1825—1826 гг. // Сергею Федоровичу Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности. 1882—1932. Сборник статей. — Л., 1934. С. 565—584; Великий князь Николай Михайлович. Легенда о кончине Императора Александра I в Сибири в образе старца Феодора Козьмича // Исторический вестник. 1907. № 7. С. 5—40; Сыроечковский, Б. Московские слухи 1825—1826 гг. // Каторга и ссылка. 1934. № 3. С. 59—85.
[14] Кузнецов-Красноярский И.П. Старец Феодор Козьмич // Исторический Вестник. 1895. № 5 (май). С. 550
[15] Левкиевская Е.Е. С. 177.
[16] Шильдер Н.К. Император Александр I: Его жизнь и царствование. Т.1. — СПб., 1904. 436 с. С. 112.
[17] Кто он? Император Александр I — старец Феодор Козьмич — святой Феодор Томский. Великая русская легенда в страницах истории и образах времени: Иллюстрированный альманах. — Томск, 2004. 413 с. С. 285.
[18] Серебренников Н.В. С. 4
Источник: XII Красноярские краевые Рождественские образовательные чтения. Материалы и доклады. — Красноярск, 2012. С. 20 — 33.
