21–27 в августа, в ходе реализации проекта «Сибирский крест» в рамках международного грантового конкурса «Православная инициатива», посвященного прославлению памяти мучеников и подвижников благочестия Минусинской земли, состоялась экспедиция на юг Красноярского края, участниками которой стали сотрудники музейно-просветительского центра духовной культуры Красноярского края «Касьяновский дом» и члены Епархиальной комиссии по канонизации святых и церковно-историческому наследию.
Об этом событии на нашем сайте уже сказано немало. Но какова была предыстория проекта? Что стало решающим фактором для его авторов в выборе героев своего исследования? Какими впечатлениями и знаниями обогатила их эта поездка? Об этом и многом другом мы побеседовали с руководителем экспедиции Геннадием Малашиным:
— Геннадий Викторович! Расскажите, пожалуйста, как появилась идея этой экспедиции и самого проекта «Сибирский крест». Что побудило Вас и Ваших коллег выбрать именно этих подвижников и именно эту часть нашего края?
— Идея о поездке на юг Красноярского края не могла не родиться, особенно после того, как в 2013 году успешно прошла подобная экспедиция, посвященная священномученику Димитрию Неровецкому. Те из моих коллег, кто в ней участвовал, часто ее вспоминали, а те, кто не был в ней, часто о ней расспрашивали, и глаза у всех горели… Трое подвижников, чьи деяния стали предметом работы созданной в том же году по благословению Митрополита Красноярского и Ачинского Пантелеимона комиссии по канонизации, — уроженцы этой земли.
Поэтому, когда мы обсуждали проект для участия в Международном открытом грантовом конкурсе «Православная инициатива», идею исследовательской поездки в Минусинскую землю мы сочли наиболее интересной и важной. Нас поддержал в этой идее Владыка. Конечно, экспедиция была бы невозможной, во-первых, без опыта той поездки 2013 года, и, во-вторых, без деятельности Комиссии по канонизации и церковно-историческому наследию Красноярской епархии, которая успешно продолжается уже в течение двух лет. Да и работу и «Касьяновского дома», и Издательского дома «Восточная Сибирь» нельзя сбрасывать со счетов: новомученичество — это наша сквозная тема.
Почему же была выбрана именно южная часть Приенисейской Сибири, именно эти священники? Во-первых, Комиссия по канонизации уже рассмотрела вопрос о подготовке документов по архиепископу Димитрию (Вологодскому), протоиерею Василию Команскому и иерею Михаилу Щербакову. По каждому из этих подвижников веры уже собрано значительное количество материалов, налажены контакты с краеведами, с их родственниками…
Да и тема юга Красноярского края в годы Гражданской войны сама по себе интересна для историка — это очень непростые и интересные страницы нашего прошлого. Ну и, вдобавок ко всему, быть может, сыграло свою малую роль и то, что эта земля для меня не чужая, я там вырос, и для меня это навсегда особая часть нашего большого Красноярского края, где интерес к истории традиционно велик: взять хотя бы один только Мартьяновский музей в Минусинске.
— Каковы предварительные результаты экспедиции? Чем уже можете поделиться с нашими читателями?
— Мне и моим коллегам еще предстоит изучить документы, предоставленные нам в архивах Минусинска и Каратузского, отсмотреть отснятые материалы, познакомиться с книгами, подаренными нам их авторами — местными краеведами. Итоги еще предстоит подвести.
Но, даже будучи невероятно уставшими, мы продолжали обсуждать и осмысливать все увиденное. Предварительные итоги такие: в первую очередь, слава Богу, и для фильма, и для книги, была найдена очень интересная и разнообразная информация.
Особенно хочу поделиться своей радостью от одного из последних открытий этой экспедиции: главный архивист минусинского городского архива Валентина Нагорных, очень открытый и отзывчивый человек, предоставила для ознакомления дело о расстреле одного из местных священников. Не буду пока называть его имени и фамилии — уже после окончания активных боевых действий в ходе Гражданской войны на территории Сибири, в 1920 году, этого священника с соблюдением некоторых «необходимых формальностей» предала казни новая советская власть. Этим документам еще предстоит быть введенным в научный оборот, они будут переданы и в Комиссию по канонизации.
Мы собрали немалый объем данных об исповедниках и новомучениках Минусинской земли. Но впереди у епархиальной Комиссии по канонизации еще долгий путь, чтобы представить Митрополиту Красноярскому и Ачинскому Пантелеимону необходимые документы. А уже потом Владыке Пантелеимону, вместе с другими архипастырями Красноярской митрополии, как это положено по установлениям Церкви, на Архиерейском совете предстоит принять решение о представлении Святейшему Патриарху и Синодальной комиссии по канонизации деяний этих священников, возможно, сначала для их прославления как местночтимых святых.
— Как вас приняли в Минусинске? Насколько современные жители этих мест заинтересованы в сохранении локальной истории Православия?
— Очень успешно, эмоционально и в дискуссионном напряжении прошла наша первая встреча в рамках проекта «Касьяновские четверги» за пределами Красноярска. Помимо того, что были привлечены новые люди — историки, священнослужители, архивисты, музееведы, был представлен наш фильм «Эхо Гражданской войны», и я убедился в том, что мы не зря его делали. И это надежда на то, что и наш новый фильм, который мы будем готовить по итогам этой поездки, и будущая книга будут волновать сердца и умы зрителей и читателей.
Для нас было важным живое общение с жителями Минусинского округа, на камеру и без нее. Это было узнавание друг друга, попытка понять, какое место в их духовной жизни занимает тема новомученичества, насколько мы можем найти общий язык, говоря на эту тему. И итог оказался положительным: я увидел, что для нас, для «Касьяновского дома», скрыты огромные резервы: и в плане общения, и в плане совместных мероприятий, и в формировании электронной базы данных по церковной жизни Красноярской епархии, о которой мы мечтаем.
Конечно, я не могу забыть радость от встреч с моими любимыми музейщиками, краеведами и архивистами. Было очень приятно и интересно общаться с Ольгой Викторовной Алехиной в Каратузском или с Валентиной Владимировной Нагорных в Минусинске… Это были те люди, которые всеми силами стремились нам помочь, которые разделяли нравственные цели нашей поездки.
Приятно было встречать старых друзей, таких как Людмила Николаевна Ермолаева, директор Минусинского краеведческого музея им. Н.М. Мартьянова, или старшего научного сотрудника Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории Александра Петровича Шекшеева, — людей, которых я давно знаю, глубоко уважаю, которые участвуют в работе Комиссии по канонизации, которые много сделали для восстановления истории нашего края.
Кроме того, в общем-то, для меня это был словно глоток кислорода: я увидел по-другому и другими интересами живущих людей, побывал в селе Ермаковском, где родился. Так что для меня это была долгожданная встреча со своей малой родиной.
— Вы уже говорили о поездке в рамках проекта по увековечиванию памяти о новомученике Димитрии Неровецком, состоявшейся в 2013 году. Если сравнивать эти две экспедиции: что в них было общего и что разного?
— Это были две совершенно разные поездки. Тогда одной из целей было увековечение памяти святого, о котором уже были собраны нами огромные материалы, в том числе и поиски мощей священномученика Димитрия Неровецкого, а сейчас — именно собирание информации по теме новомученичества в регионе, живое общение с людьми, попытка выяснить, насколько эта тема присутствует в их духовной жизни.
В поездке в Канск и Абан острее и напряженнее был дискурс, диалог с местными жителями о причинах Гражданской войны, и на территории бывшего Канского церковного округа я увидел до сих пор существующее разделение на красных и на белых. В Минусинске и близлежащих поселениях мы такого уже не увидели; не скажу, что у нас не было каких-то споров, но они не были столь острыми — то ли мы за эти три года изменились, то ли на Минусинской земле было меньше пролито крови и меньше перенесено страданий, чем на земле Канской, и боли сейчас меньше.
Может, сказывается и то, что климат в Минусинске другой — теплее, мягче, а это заставляет людей быть добрее и открытыми душой? Я сразу, как только мы въехали на территорию Минусинской котловины, почувствовал: вот, все вдруг другое — и воздух, и природа, и климат. Да и все мои спутники себя почувствовали совершенно по-другому.
— А если говорить о главных действующих лицах проектов «„Он не жил, а горел ради Церкви Христовой…“ Жизнь и подвиг священномученика Димитрия Апанского (Неровецкого; +1919)» и «Сибирский крест», что общего и в чем различия между священномучеником Димитрием и минусинскими подвижниками?
— Это были в чем-то схожие священники, схожими были и их судьбы: все они приняли мученическую кончину за веру. И в то же это разные люди, разные судьбы, разные пути… Начнем с того, что годы их кончины — разные.
Иерей Михаил Щербаков стал первым священником в Енисейской губернии, кто пал жертвой русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Это был коренной сибиряк, известный во всей губернии публицист, чьи материалы неоднократно публиковались в «Енисейских епархиальных ведомостях», просветитель, человек с активной жизненной позицией. Именно с именем отца Михаила был связан ряд значимых для общества инициатив, как в годы Первой мировой войны, так и уже с началом войны Гражданской и «красного террора». Это был батюшка, который заботился не только о своих прихожанах, но и обо всех своих братьях во Христе, чтобы помочь им противостоять натиску безумия, который окружал их.
Архиепископ Димитрий (Вологодский), протоиерей Василий Команский, иерей Павел Кузьмин — все трое погибли уже позже, в 30-х годах, во время так называемого «Большого террора». Им Господь даровал прожить еще почти два десятилетия после Гражданской войны и увидеть все этапы борьбы атеистического государства с Церковью, которые, к сожалению, имели место быть.
Пока еще трудно сказать, какими они были людьми, какими были деятелями Церкви… Если о том же священномученике Димитрии Неровецком мы уже знаем достаточно благодаря проведенным исследованиям, то о героях проекта «Сибирский крест» мы пока знаем сравнительно немного. Чуть больше нам известно о Владыке Димитрии — это была фигура масштабная, значимая, чуть меньше — о павших священниках. Но образы их для меня, как для журналиста, как для церковного краеведа, живы и уже имеют свои особенности.
Иерей Димитрий Неровецкий — это личность трагическая, характерная для жизни старой России. Это был честный, открытый батюшка, быть может, не отличавшийся общественными свершениями, но, что называется, священник милостью Божией. Отец Димитрий был человеком колоссальной нравственности; не случайно, что благочинный в отчете отмечал, что будущий святой совершенно не употреблял спиртного, всегда старался найти общий язык со всяким, примирить враждующих, никогда не шел на конфликты в мирской жизни, искал компромиссов со всеми. Единственное, в чем отец Димитрий их не искал — в вопросах веры.
Потому он и отказался в ту роковую зиму 1919 года уехать, несмотря на то, что у него была семья, несмотря на уговоры своей супруги. Но батюшка, вспоминая евангельский рассказ о молитве Спасителя в Гефсиманском саду, отказался: «Пускай будет воля Божия».
Владыка Димитрий (Вологодский) был несколько иным человеком. Начать с того, что это был не просто священник, а иерарх, архиепископ, что предполагает совершенно иной характер служения. Безусловно, что это был человек упорный в своем служении Церкви; непросто у него складывались отношения и со Священноначалием, а уж тем более они не могли быть простыми с безбожными властями и раскольниками-обновленцами, захватившими, по сути, в те страшные годы большинство приходов не только в Приенисейской Сибири, но и по всей стране. Притом, хотя противостоять тем же обновленцам он мог лишь словами проповеди, Владыка Димитрий сумел вернуть в лоно Церкви многих бывших раскольников! А вспомнить хотя бы их совместный со священномучеником епископом Амфилохием (Скворцовым) отказ пойти на примирение с обновленческими лжеархипастырями… Как и иерей Димитрий Неровецкий, Владыка не знал компромиссов в вопросах веры.
Они не знали этих компромиссов для себя в вопросах веры в то время, когда его напрасно искали многие другие священники и архиереи. Но какой может быть компромисс с диаволом? Диавол всегда тебя обманет и никакой пользы тебе не принесет.
А если говорить о протоиерее Василии Команском и иерее Павле Кузьмине, то о них ясно свидетельствует уже сам тот факт, что оба не стали примыкать к обновленцам или уходить за штат в те страшные 20-е и еще более страшные 30-е годы. Хотя так делало большинство клириков как в нашем крае, так и во всей стране. Священники становились певцами, музыкантами, бухгалтерами, людьми иных профессий… И осуждать их сейчас за это, на мой взгляд, нельзя: неизвестно как каждый из нас повел бы себя на их месте при таких обстоятельствах. Но гребень террора был частым, и мало кто и из числа таких людей пережил массовые репрессии.
Но, потому и наше почтение к тем, кто остался тверд в своем служении, должно быть безмерным. Разные судьбы, разные виды подвига, разные обстоятельства кончины… едино одно — верность Христу и Церкви.
— А что вас больше всего впечатлило в ходе этой поездки?
— Самым сильным впечатлением для меня стала встреча с храмами Минусинского благочиния. Они очень разные, но при этом в чем-то похожие. Я видел храмы, не восстановленные еще до конца, бедные храмы, видел храмы, которые были давно построены и имеют свою историю. И всякий раз я понимал, что судьба прихода — это следствие не только материальных обстоятельств, в которых он вынужден существовать, или жить в которых ему посчастливилось. Это еще и тот самый человеческий фактор: очень много, безусловно, зависит от священника.
Поэтому и очень приятно встречать таких настоятелей как иерей Алексий Решетников из села Ермаковского или иерей Василий Ахремичев из поселка Зеленый Бор Минусинского района. Сразу видно, когда священник все свои силы направляет на то, чтобы прихрамовая территория стала местом встреч людей. Ведь первое, что дает понять тебе жизнь прихода, это то, растут ли перед храмом цветы или же там пустая иссушенная земля. Конечно, не стоит сбрасывать со счетов такие обстоятельства, как характер отношений с местной властью, помощь попечителей…
Я видел крепкие, сложившиеся приходы, общался с людьми, которые приходят в храм осознанно, а не для того, чтобы совершить какие-то магические действия, — потому, что понимают, что это дом Божий. В такие моменты сам испытываешь гордость от того, что ты — православный, что ты трудишься в Церкви Христовой.
И роль священника здесь важна не только сугубо с организаторской точки зрения. Прежде всего, на мой взгляд, ему следует не держаться свысока по отношению к своей пастве, быть простым и доступным — как, например, тот же отец Василий из Зеленого Бора. Тогда и люди к священнику потянутся.
Грустно было видеть разруху. Печально было смотреть, как, например, в Каратузском, селе с более чем двухсотлетней историей, многие исторические здания, памятники архитектуры либо снесены, либо обшиты весьма неуместным в данном случае сайдингом. Было историческое здание, а стал безвкусно выглядящий новодел.
— Тема гражданской войны — сквозная для почти всех Ваших исследований. В разных уголках нашей страны и даже нашего края она имела свои особые черты. В чем, на Ваш взгляд, ее специфика на юге Красноярского края?
— Гражданская война на территории юга Красноярского края, в ту пору — Минусинского уезда Енисейской губернии, имела свои особенности. Конечно, с одной стороны, основные вехи здесь совпадали с событиями в масштабах всей Сибири. Первые месяцы после Октябрьского переворота здесь действовала советская власть, после выступления Чехословацкого корпуса весной 1918 года территория перешла под контроль белых войск. А в сентябре 1919 они были изгнаны: но не частями Красной армии, а партизанскими отрядами Александра Кравченко и Петра Щетинкина. Ну и вскоре, после краха режима адмирала Александра Колчака, Минусинский уезд вновь стал частью Советской России, хотя еще несколько лет здесь вел борьбу довольно-таки крупный белоповстанческий отряд есаула Ивана Соловьева.
Боевые действия здесь велись, и акты террора с обеих сторон имели свое место — как и во всей России. Но, все же, всех тех крайностей, разгула жестокости, даже в сравнении с например, Канским или Ачинским уездами нашей губернии здесь не было. Оттого и порой имели место, казалось бы, парадоксальные факты: есть свидетельства, что когда Кравченко вводил свою армию в Минусинск, его не просто встречали хлебом-солью, священник его приветствовал с крестом в руках, как архиерея или царственную особу. Также известно, что и сам Кравченко, и Щетинкин присутствовали за богослужениями, не трогали многих священников на подконтрольных территориях. Преследовали они как раз тех, кто пытался от них убежать на земли, еще удерживаемые белыми войсками. Такая у этих партизанских командиров была логика: раз бежит — значит, есть из-за чего бояться, значит в чем-то перед нами виноват.
Вообще, это интересный вопрос: светской власти как таковой нет, а как же власть духовная? Святейший Патриарх Тихон всю войну находился в Москве, на «красной» территории. Но он издал распоряжение о том, что в условиях смуты каждый архипастырь должен брать ответственность за свою паству на себя, искать контакта с соседними владыками и формировать Церковные Управления на временно оторванных от центра землях. Высшее Церковное Управление Сибири возглавлял архиепископ Омский и Павлодарский Сильвестр.
Кстати, тоже примечательный факт: этот иерарх был убежденным сторонником Белого движения, соратником адмирала Александра Колчака, но после его краха не стал бежать из Омска, хотя осознавал, что его ждет после возвращения красных. В августе 2000 года Архиерейский Собор причислил святителя Сильвестра (Ольшевского) к лику Новомучеников и Исповедников Российских.
— А почему вообще стала возможной Гражданская война? Разделение одного народа на «белых» и «красных»? Поругание святынь? Убийства пастырей?
— Это очень хороший вопрос, на который мы до сих пор пытаемся найти ответ, обсуждаем его на публичных мероприятиях — тех же «Касьяновских четвергах».
Вариантов ответа много. Все они правомерны и все они друг с другом связаны. Конечно же, Гражданская война в России началась не в 1918 и не в 1917 годах. Она началась гораздо раньше: революция 1905-1907 годов — вот где начало непримиримого противостояния. Благо, до поры до времени, власть была сильной, был Столыпин, власть обеспечивала какое-то время порядок. Но пролитая кровь часто была бессмысленной, взять хотя бы «Кровавое воскресение» — ведь это уже была кровь гражданской войны.
А если вдуматься, то война началась и раньше: когда создавались революционные партии, когда террористы покушались на жизнь государей, когда появлялись организации народовольцев… Одним словом, вот эти изначально маргинальные малочисленные группы людей, выпавших из нравственных установлений, прежде всего христианских, сумели донести свое безумие до тысяч и миллионов людей. И все это, надо сказать, предсказывал еще Федор Михайлович Достоевский в романе «Бесы».
Так что причина проста — отказ от всего светлого, отказ от любви к человеку и неизбежное превращение народа в толпу. А толпа освобождает человека от всяких нравственных ограничений, в бушующей толпе не убивать и не разрушать даже лучшим из людей невозможно.
И эффект этого социального взрыва, желание противостоять друг другу до сих пор живо в нас. В этом я лишний раз убеждаюсь на наших тематических мероприятиях. Так что, строго говоря, эта война не окончена в России до сих пор.
