Утонувшие в бутылке

1040111_original

«Веселье Руси есть пити, без пития Руси не быти» — эти слова, приписываемые киевскому князю Владимиру, очень любят вспоминать к месту и ни к месту как ценители алкогольных напитков, так и их решительные противники.

Эта тема общественного дискурса, пожалуй, несколько десятилетий не теряет актуальности в России, тем более в преддверии новогодних праздников, традиционного времени обильных «возлияний» наших сограждан. Уходящий год, к слову, оставляет весьма тревожные тенденции: доля потребляемых в стране слабоалкогольных напитков  падает в отношении к крепкому спиртному, а легальный алкоголь вытесняют контрафактная продукция и различные суррогаты (чему примером стали недавние трагические события в Иркутске).

Но для России эта проблема принципиально не нова. И подтверждением тому служат хотя бы памятники русской классической литературы. Почти во всех произведениях отечественных авторов, описывающих быт и нравы общества, начиная с середины XIX века, так или иначе поднимается тема алкоголизма и людей, ему подверженных.

Мармеладов («Преступление и наказание», Ф.М. Достоевский)

Петербургский чиновник Семен Захарович Мармеладов, пожалуй, стал архетипическим образом русского алкоголика: «Человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки».

Это «но» неслучайно: Достоевский удивительным образом амбивалентен по отношению к этому персонажу. Литературоведы полагают, что в Мармеладове он соединил память сразу о нескольких знакомых и даже младшем брате, которых сгубило пьянство.

С одной стороны, Семен Захарович пал ниже некуда: вместо того, чтобы содержать свою немаленькую семью, он пропивает ее последнее имущество, вылетает за пьянство со службы, его презирают и высмеивают почти все окружающие. Тяжелая болезнь Катерины Ивановны и «желтый билет» старшей дочери Софьи — во многом, вина лично Мармеладова: «Пью, ибо сугубо страдать хочу!»

prestuplenie-i-nakazanie-3

Евгений Лебедев в роли Мармеладова (слева). Кадр из х/ф «Преступление и наказание» (СССР, 1969).

При всем этом писатель сохраняет за таким, казалось бы, однозначно антипатичным персонажем ум, проницательность и удивительную человечность, излагает через него многие важные мысли произведения, вроде: «Бедность не порок, это истина. Но нищета, милостивый государь, нищета — порок-с», или «Надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти».

Но это лишь увеличивает масштаб личной трагедии Мармеладова: будучи, в общем-то, неглупым и хорошим человеком, он абсолютно не имеет силы не только чтобы помогать жить другим, но и на то, чтобы жить самому. Оттого и личный финал «добровольного страдальца» насколько трагичен, настолько и естественен с точки зрения логики повествования: Мармеладова насмерть сшибает ездовая лошадь.

Рагин («Палата № 6», А.П. Чехов)

На первый взгляд, доктор Андрей Ефимович Рагин  — полный антипод тому же Мармеладову. У него есть неплохая работа, врач пользуется уважением окружающих, производит впечатление умного и образованного человека.

Но в действительности, это такой же сломленный и потерявший веру во все светлое человек, занимающийся не своим делом; медицину ему в юности навязал отец. До поры до времени по инерции Рагин держится на плаву, но и жизнь ему не послылает серьезных испытаний; в отличие от Мармеладова, у него нет семьи, ему не о ком заботиться.

palata_6

Владимир Ильин (слева) в роли Рагина. Кадр из х/ф «Палата №6» (Россия, 2009).

Рагина можно с полным правом назвать алкоголиком, хотя его пагубная привычка и не принимает мармеладовских форм: «Через каждые полчаса он, не отрывая глаз от книги, наливает себе рюмку водки и выпивает, потом, не глядя, нащупывает огурец и откусывает кусочек». Это, своего рода, тихий алкоголизм, тем не менее, его легко обнаружил антагонист персонажа Иван Громов, во время очередного спора выразительно посмотревший на «красный нос доктора».

Алкоголь служит для Андрея Ефимовича неким средством примирения с противным ему окружающим миром, и, по-видимому, подпитывающим его псевдофилософские рассуждения: «Предрассудки и все эти житейские гадости и мерзости нужны, так как они с течением времени перерабатываются во что-нибудь путное, как навоз в чернозем». Однако, средство это весьма сомнительное, оттого и судьба Рагина, в конечном счете, весьма плачевна.

Степка-балбес («Господа Головлевы» М.Е. Салтыков-Щедрин)

Разочарование в жизни, духовная нищета и внутреннее бессилие, приправленные неповторимо мрачным авторским гротеском — таков неутешительный «бэкграунд» старшего из сыновей супругов Головлевых, брата «Иудушки» Порфирия.

Степка-балбес, «даровитый малый, слишком охотно и быстро воспринимавший впечатления, которые вырабатывала окружающая среда», достаточно быстро привыкает жить в праздности, которая развращает его душу. Потому неудивительно, что применение своим талантам он находит сначала в детских проказах, а затем — в беспробудном пьянстве.

Окончив университет, он не только не смог задержаться на чиновничьей службе, но и прокутил купленный матерью дом в Москве. После этого ему остается одна дорога — назад, к ненавистной родне.

«Самый последний из людей может что-нибудь для себя сделать, может  добыть себе хлеба — он один ничего не может. Эта мысль словно впервые проснулась в нем», — такую эпитафию выводит себе Степка в один из редких периодов «нравственного отрезвления». Эти хаотические вспышки не спасают его: Головлев окончательно спивается, теряет остатки человеческого достаоинства и умирает.

Актер («На дне», Максим Горький)

Новизна этого образа прежде всего в том, что оказавшись на жизненном дне, Актер не сдается. Если в первом акте он отрешенно констатирует: «Мой организм отравлен алкоголем», то, по мере развития действия, он все чаще вспоминает свою прошлую жизнь, театральные выступления, аплодисменты зрителей, тяготится окружающей обстановкой и выражает готовность начать все с чистого листа.

03b83f3519d203a1e3bca176a2b0164c

«На дне». Постановка Национального театра Финляндии, 2016 год.

Решающую — и губительную — для Актера роль в жизни играет Лука. Вдохновившись рассказом старика о том, что «лечебница устроена для пьяниц… чтобы, значит, даром их лечить», он действительно на какой-то момент порывает с пьянством.

Потому и внезапное исчезновение старика-краснобая из ночлежки становится для Актера смертным приговором. Приговором, который он, отчаявшись уже окончательно, сам приводит в действие.

Полиграф Шариков («Собачье сердце», М.А. Булгаков)

Плод научного эксперимента профессора Филиппа Филипповича Преображенского с первых же дней своего существования обнаружил удивительную тягу к водке, которую безуспешно пытались пресечь сам создатель «Полиграфа Полиграфовича» и его ассистент доктор Борменталь.

Достаточно быстро ученые пришли к очевидному выводу: алкоголизм Шарикова приобрел от посмертного донора своего гипофиза — пьяницы и рецидивиста Клима Чугункина.

«Шариков <…> поднял рюмку и произнес:

— Ну, желаю, чтобы все…

— И вам также, — с некоторой иронией отозвался Борменталь.

Шариков выплеснул водку в глотку, сморщился, кусочек хлеба поднес себе к носу, понюхал, а затем проглотил, причем глаза его налились слезами.

— Стаж, — вдруг отрывисто и как бы в забытьи проговорил Филипп Филиппович.

Борменталь удивленно покосился.

— Виноват…

— Стаж, — повторил Филипп Филиппович и горько качнул головой. — Тут уж ничего не поделаешь. Клим!»

sharikov_2

Владимир Толоконников в роли Шарикова. Кадр из х/ф «Собачье сердце» (СССР, 1988 год).

Сам по себе алкоголизм Шарикова, возможно, был бы не столь страшен, не раскрывай бы он иные порочные черты «формирующегося, слабого в умственном отношении существа»: клептоманию, хамство, вандализм, воинствующее невежество. Все это, как известно, и побудило Преображенского в итоге «свернуть проект».


Удивительно непохожие по своему изначальному положению персонажи разных писателей, тем не менее, обнаруживают схожую судьбу и почти одинаковую развязку своих сюжетных линий. Алкоголь не губителен сам по себе, и пагубно даже не нарушение пресловутой «меры»; человека духовно и физически убивает попытка «залить» спиртным собственные комплексы, тревоги и страхи, — об этом нам напоминают с книжных страниц классики русской литературы.

Максим Рычков

Максим Рычков

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *