Сегодня, 5 сентября, Православная Церковь совершает Отдание празднику Успения Божией Матери. Для российской церковной истории этот праздник уже столетие неразрывно связан с памятью о знаковом событии, истинное значение которого еще только предстоит понять потомкам — Поместном Соборе 1917–1918 годов.
«Для математика в истории 17 года нет ничего неожиданного. — Ведь тангенс при девяноста градусах, взмыв к бесконечности, тут же и рушится в пропасть минус бесконечности. Так и Россия, впервые взлетев к невиданной свободе, сейчас же и тут же оборвалась в худшую из тираний», — эти слова из «В круге первом» А.И. Солженицына как нельзя лучше отражают, в том числе, и трагическую судьбу Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917–1918 годов.
Идею Собора более двух столетий пестовали в своих сердцах многие архиереи, священники и миряне Русской Церкви. Предполагалось, что долгожданное событие избавит от тесных вериг, навязанных ушедшим в прошлое самодержавием, открыв путь к свободе. В действительности Церковь уже поджидали новые расколы и невиданные гонения, взорванные храмы и многие тысячи новых мучеников…
Вместе с тем, Поместный Собор 1917–1918 годов, прозванный современниками «Священным», во многом позволил устоять Церкви в ХХ веке перед лицом тяжелейших потрясений, а, значит, и внести свою лепту в становление новой, современной нам России.
Первый за два с половиной столетия
Поместные Соборы в Русской Церкви не созывались с 1689 года — тогда епископы, духовенство и миряне собирались в Москве, чтобы осудить практически забытую ныне «хлебопоклонную» ересь.
До этого в одном только XVII столетии Соборы проводились четыре раза. Именно на них, в частности, утверждали приведение богослужебных книг в соответствии с греческими образцами, предание раскольников суду и многие другие судьбоносные для светской и церковной истории решения. К слову, именно на «Большом Московском» Поместном Соборе 1666–1667 годов был извержен из Предстоятельства и священства Патриарх Никон.
Однако реформы Петра I не обошли стороной и Русскую Церковь. Царь-реформатор стремился взять ее под полный контроль, потому институты Предстоятеля Церкви и Поместного Собора оказались упраздненными. Их с 1721 года заменил Святейший Правительствующий Синод — по сути, сугубо государственная институция во главе с мирянином — обер-прокурором (причем многие из лиц, занимавших эту должность, были весьма далекими от религии и Церкви людьми).
После реформ графа Н.А. Протасова, обер-прокурора в 1836–1855 годах, Синод вообще перестал отличаться по своему устройству и режиму работы от государственных министерств. В правительственной переписке его с тех пор без тени иронии называли «Ведомством православного исповедания».
Конечно, подобное насильственное «вживление» Церкви в государственный аппарат, игнорирование механизмов и самого духа соборности, вызывало ропот духовенства. Но монархия Романовых предпочитала этот голос не слышать — вплоть до самого своего конца. Лишь после Февральской революции, 29 апреля 1917 года, Правительствующий Синод объявил о созыве Поместного Собора в Успенском соборе Московского Кремля — «для коренных изменений в порядке управления Российской Православной Церкви и вообще для устроения нашей церковной жизни на незыблемых началах, данных Божественным Основателем и Главою Церкви».
Прихожан — больше чем духовенства
28 августа 1917 года — в двунадесятый праздник Успения Божией Матери — Поместный Собор приступил к работе. 299 мирян и только 227 клириков — таким был его состав, избранный летом 1917 г. путем сложного трехступенчатого (приходы — благочиния — епархии) голосования. Этот факт говорил сам за себя: всеобщий демократический «тренд» России 1917 года не мог обойти стороной и Церковь.
Мнение простых прихожан становилось особенно важным ввиду того, что прежнее «партнерство» с государством, навязанное и неравноправное, уже стало частью истории. В этой связи показательно и одно из принятых на Соборе положений: «В Православной Российской Церкви высшая власть — законодательная, административная, судебная и контролирующая — принадлежит Поместному Собору, периодически, в определенные сроки созываемому, в составе епископов, клириков и мирян». Предполагалось, что отныне в Церкви миряне будут играть важную роль как в приходской жизни, так и в работе епархиальных управлений, — соответствующие решения были приняты.
Конечно, это не означало и того, что полномочия всех делегатов были равны. Рассмотрение вопросов догматического и канонического характера по-прежнему оставалось уделом особой комиссии епископов.
Возрожденное Патриаршество
Нужен ли «освобожденной» Русской Церкви институт Предстоятеля? Для современных верующих кажется невероятной сама постановка такого вопроса, но в 1917 году необходимость восстановления Патриаршества была не так очевидна.
Определенную роль в этом играл и упомянутый выше «демократический тренд». Единоличный руководитель станет сосредоточением абсолютной и неограниченной власти, не даст по-настоящему возродиться вновь обретенной соборности, — уверяли противники Патриаршества.
Как ни парадоксально, решающим аргументом в пользу восстановления Предстоятеля стала дальнейшая радикализация политической жизни в России. «Дело восстановления Патриаршества нельзя откладывать: Россия горит, всё гибнет. <…> Когда идет война, нужен единый вождь, без которого воинство идет вразброд», — словам епископа Астраханского Митрофана (Краснопольского) убедительности добавляли кровопролитные бои между большевиками и их противниками, сотрясавшие Москву в октябре—ноябре 1917 года. Окончательно решение «за» было утверждено 4 (18) ноября — в день празднования Казанской иконе Божией Матери.
Вопрос стоял лишь в том, кому быть Патриархом? Три тура общего голосования показали, что среди епископата Церкви есть три равных по авторитету и благочестию иерарха: Митрополит Московский и Коломенский Тихон (Беллавин), архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий) и архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий).
В конечном счете, судьбоносный для Церкви и всей России жребий вытянуть доверили старцу Зосимовой пустыни Алексию (Соловьеву), пользовавшемуся всеобщим почетом иноку. Первым спустя долгое время Патриархом велено было стать Владыке Тихону — ныне святителю Церкви…
Собор во время чумы
Существенное влияние на дальнейшую работу Собора оказал вооруженный приход к власти партии большевиков и фактическое развязывание ими Гражданской войны.
Антицерковным по существу стал декрет Совета народных комиссаров — революционного правительства во главе с В.И. Лениным — от 2 февраля 1918 года «Об отделении Церкви от государства». Церковь утрачивала по нему едва ли не все возможные права: владеть имуществом, вести образовательную и благотворительную деятельность, регистрировать браки и рождения детей и т.д. Даже само богослужение теперь могло быть расценено новой властью как контрреволюционный акт.
Нет нужды говорить, что именно священнослужители стали одними из главных мишеней «красного террора». Так, в феврале 1918 г. в Киеве красногвардейцы зверски убивают митрополита Киевского и Галицкого Владимира — почетного председателя Поместного собора, отбывшего для участия во Всеукраинском Церковном соборе.
Угрозам, издевательствам и открытому насилию новоявленный Святейший Патриарх и Поместный Собор могли противопоставить лишь силу молитвы и стойкость духа. «Враги церкви захватывают власть над нею и её достоянием силою смертоносного оружия, а вы противопоставьте им силою веры вашего всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной», — говорилось в одном из многих воззваний к клиру и пастве Церкви.
По мере развития советского богоборчества, постановления собора начинали принимать более конкретный характер: благословлялись особые молитвенные прошения о «о гонимых ныне за Православную Веру и Церковь и о скончавших жизнь свою исповедниках и мучениках», предписывалось решительно отлучать от Святых Таинств всех, кто был уличен в широко практиковавшихся «изъятиях» церковных ценностей.
Собравшиеся в Успенском соборе священники и миряне мужественно продолжали работу вплоть до сентября 1918 почти в полном составе, пока Патриарх Тихон не счел за лучше завершить Собор.
Судя по всему, будущий святитель и его соратники были настроены весьма оптимистично: следующее общецерковное собрание намечалось на весну 1921 года. Однако, новый Собор состоится спустя почти три десятилетия — уже в совершенно другом государстве. Но кто знает, сохранилась бы Церковь к этому времени, не получи бы она такой мощный импульс в лице Собора 1917–1918 годов?
Лучшим ответом на этот вопрос, пожалуй, станут слова нынешнего Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла:
— Сторонний наблюдатель может усомниться, ведь многие, если не большинство, членов Собора были репрессированы, епископат расстрелян, уничтожен, как и прочее духовенство. Что же смог сделать Собор? Злая человеческая воля всё уничтожила? Мы отвечаем: нет! И если мы в XXI веке, 100 лет спустя, прославляем этот Собор; если, вспоминая о нем, мы говорим о нашей современной жизни и благодарим Собор за замечательные мысли, идеи, деяния, значит, он был не напрасно.