«Красноярская шатость». Набросок В.И. Сурикова. Интересно, что в тех событиях активно участвовали предки великого художника
Под витиеватым названием «Красноярской шатости» в историю нашего города вошла целая серия мятежей в будущей краевой столице в самом конце XVII века. Красноярцы последовательно (и успешно!) добились смещения аж трех воевод подряд.
Сибирский фронтир
Что же пробудило бунтарский дух в наших далеких предках? Прежде всего, надо понимать, что Красноярск 1690-х годов во всех отношениях не походил на знакомый нам современный региональный центр. Тот Красноярск только-только получил статус формальный статус города (в 1690 году) и во многом еще оставался приграничным острогом в еще только-только осваиваемой Сибири.
— Москва считала Сибирь своей особой казённой вотчиной, и потому в ней действовали специальные правила. Помещики не могли получить здесь землю, а местной (имущей и служебной) верхушке не дозволялось иметь крепостных людей и покупать землю. Все возможные доходы от Сибири центральная власть стремилась получать сама, — рассказывал год назад в интервью журналистам газеты «Аргументы и факты» известный красноярский краевед, доктор исторических наук Геннадий Быконя.
Но как из далекой Москвы управлять на необъятных сибирских просторах? Для этого из центра Русского царства сюда отправляли воевод. Ими, как правило, становились представители знатных фамилий, попавших, по каким-то причинам, в немилость к государеву двору. Причем нередко такой причиной становилось неумеренное мздоимство.
Но должность воеводы в сибирском городе уже заключала в себе немалый «коррупционный потенциал». Дело в том, что в ту пору на окраинах России еще жила система т.н. «кормления» (формально упраздненная еще при Иване IV Грозном). При таком порядке чиновники на местах не получали фиксированную зарплату, а «кормились» за счет населения. Разумеется, «кормление» только плодило произвол и злоупотребления со стороны представителей власти. Недаром среди народа появилась присказка «Земля любит навоз, лошадь овес, а воевода — принос».
При всем при этом, совсем немногочисленное в ту пору население Сибири составляли люди энергичные, смелые и вольнолюбивые. Других бы едва могли привлечь эти полудикие, толком неосвоенные земли с суровым климатом и не всегда дружелюбным коренным населением. Поэтому присылаемый из Москвы воевода лишь только венчал собой систему местного управления; почти все остальные должностные личности избирались красноярцами из своего числа. Поэтому население будущего города-миллионера считало себя вполне способным к самоуправлению и не стремилось слепо выполнять волю очередного воеводы.
Парламентаризм по-красноярски
«Красноярская шатость» взяла начало весной 1695 года. В мае горожане подняли бунт против воеводы Алексея Башковского. Помимо тривиальной алчности (как в отношении русского населения, так и коренных жителей), красноярцев возмутила двуличность чиновника. Недруги утверждали, что Башковский тайно продавал ружья и порох периодически нападавшим на красноярцев аборигенам. Воевода потерял всякий авторитет у старожилов, опираясь на одних только ссыльных аристократов. В конце концов, он окончательно испугался и предпочел бежать в Енисейск.
Красноярский острог в XVII веке
Бунтовщики же написали обо всем произошедшем подробную челобитную в Москву и стали наивно ждать «доброго воеводу». А получили же — родного брата изгнанного воеводы, Мирона, жаждавшего мести обидчикам близкого родственника. Но и у него дела в Красноярске сложились неважно: сначала активные бунтовщики попрятались по окрестным деревням, а в ноябре того же 1695-го грянул новый бунт и Мирон Башковский был вынужден запереться со сторонниками в «малом городе» (крепости на месте нынешнего района Стрелки). При этом, бунтари не мешали женам осажденных носить еду для своих супругах.
Город же стал жить без воеводы. Сначала Красноярском управляли двое демократически избранных «судей», затем их число выросло до семи (при этом, власть «судей» ограничивал совет «начальных людей»). Какое-то время «парламентаризм по-красноярски» работал: налоги собирались, порядок поддерживался. Потом, правда, вожаки бунтарей перессорились меж собой и совсем небольшой еще город (население которого едва превышало 1 000 человек) снова стал уповать на приезд «доброго воеводы».
Дурной воевода
В начале 1696 года в Красноярск из тогдашней сибирской столицы Тобольска прибыл новый воевода — некий Федор Тутолмин. Но, оказавшись между молотом в лице запершегося в крепости Мирона Башковского и наковальней красноярской вольницы, Тутолмин нашёл из ситуации оригинальный выход. Тобольский гость абстрагировался от политических дел, зажил в деревне Ладейка (территория Ленинского района в современном Красноярске) как частное лицо, обретя свое призвание в винокурении.
А 20 августа Красноярск встретил нового воеводу — посланного из Москвы Семена Дурного. К тому времени поселенцы уже устали от затянувшегося безвластья, и даже бывшие вожаки бунтарей попытались установить хорошие отношения с новой властью. Однако Дурной только лишь оправдал свою фамилию, взяв курс на расправу со всеми причастными к «шатости». Последовали аресты, пытки, выбивания нужных показаний. Разумеется, не обошлось и без финансовых злоупотреблений.
А приблизив к себе ссыльных в ущерб старожилам и коренным красноярцам, Дурной повторил все ошибки братьев Башковских. Последние месяцы своего воеводства ему пришлось самому просидеть взаперти в том же «малом городе». Трогательно, что в дни чтимых православных праздников Дурной и вожаки красноярской «оппозиции» забывали о противоречиях и вместе молились в соборной Преображенской церкви.
«Расправа с воеводой Семёном Дурново во время Красноярского бунта». Картина Д.И. Каратанова
Злоупотребления нового воеводы признали даже другие посланцы из столицы — дьяки Данил Полянский и Данил Берестов, фактически сняв Дурного с должности. Незадачливый правитель сначала уехал было в Енисейск, но потом зачем-то решил показать характер и в августе 1697-го вернулся обратно, объявив себя законным воеводой.
Это оказалось ужасной ошибкой: возмущенная толпа едва не линчевала Дурного на берегу Енисея. Горе-воеводу хотели утопить в реке, но в самый последний момент его «всего лишь» бросили в лодку, отправив вниз по течению. Трагикомичность ситуации заключалась в том, что разгневанные красноярцы забыли отобрать у нелюбимого воеводы гербовую печать, без которой никакой его преемник не мог бы полноценно вступить в должность.
***
В фундаментальном исследовании «Красноярский бунт 1695—1698 гг. (К истории народных движений XVII века)» дореволюционный историк-краевед Н.Н. Оглоблин сообщает, что окончательно город успокоился только к началу нового XVII века, когда Красноярск, наконец, обрел действительно подходящего воеводу — Петра Мусина-Пушкина.
«Красноярская шатость» примечательна удивительным уважением к ценности человеческой жизни со стороны всех ее участников. В архивах нет данных ни об одном убийстве или казни в те неспокойные для нашего города годы. Смены власти сопровождались «всего лишь» потасовками, грабежами и поджогами домов проигравшей стороны (да и то не всегда).
Самый же удивительный итог бунтов трехсотлетней давности в нашем городе состоит в том, что их зачинщики и участники не понесли, по сути, никакого наказания (только нескольких красноярцев перевели в другие города и остроги). У Москвы еще не было возможностей полноценно контролировать правопорядок на окраинах необъятного государства, а налоги Красноярск продолжал исправно платить и в самые напряженные дни «шатости». Стало быть, и волноваться было не из-за чего.
