«Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы!», — этот возглас священника за Божественной литургией знаком каждому мало-мальски воцерковленному православному. Но каждому ли известно, сколько копий в интеллектуальных (и не только) поединках было сломано для достижения этого самого единомыслия в исповедуемых догматах?
В первую Неделю — воскресенье, выражаясь светским языком, — Великого поста Церковь традиционно празднует Торжество Православия. У непросвещенного человека может возникнуть вопрос: по какому случаю это торжество? Как именно или, может быть, над кем конкретно восторжествовало Православие?
Этот день — дань памяти восстановления иконопочитания в Византийской (Восточно-Римской) империи. Впервые Торжество Православия состоялось в 843 году, в первое великопостное воскресенье, и стало переходящим церковным праздником (т.е. каждый год празднуется в разных числах, в зависимости от начала поста).
Богослужебной особенностью этого дня является особый чин Торжества, за которым провозглашается торжество Церкви над ересями, утверждаются постановления семи Вселенских соборов и возносятся анафемы лжеучителям и раскольникам.
Отрицание ликов святых — иконоборчество (иконоклазм) — стало последней крупной ересью в истории Византии, а победа над ним подвела черту под т.н. «Эпохой Вселенских соборов», когда привычные многим поколений верующих догматы веры еще только утверждались в борьбе с различными еретическими учениями. Иконоборчество в их череде занимает особенное место.
Ниспровергатели икон
Как и по каким причинам возникла эта ересь? Прежде всего, стоит сказать, что современный верующий, окажись бы в Византии VI–VII, пришел бы в ужас от практик почитания икон в те времена. Их брали в восприемники при Крещении, в свидетели на суде, особо «благочестивые» верующие даже соскабливали краску с ликов святых и добавляли в вино при Евхаристии или даже просто в еду.
Спор между иконопочитателями и иконоборцами. Миниатюра из византийской рукописи XII века
Потому нет ничего удивительного в том, что отрицание изображений Спасителя, Пресвятой Богородицы и святых зародилось в Византии за многие века до «официального» иконоборчества. До него почитание икон как языческий пережиток рассматривали последователи таких учений как павликианство и монофизитство. Учений гонимых и преследуемых официальными церковными и светскими властями, однако, относительно влиятельных, особенно на периферии империи.
Положение осложнялось тем, что ни один из предшествующих шести Вселенских соборов не выносил на рассмотрение вопрос об иконах. Ничего о них прямо не говорится и в Священном Писании, более того, отдельные фрагменты из него можно было трактовать как прямой запрет поклонения перед любыми изображениями, чем и пользовались иконокласты, приравнивая почитание икон к идолопоклонству.
В числе предпосылок иконоборчества некоторые историки приводят также влияние мусульманского мира (в исламе поклонение всему рукотворному строжайше запрещено) и недовольство светской власти влиянием и накопленными богатствами у духовенства (в первую очередь — монашества) на фоне общего бедственного положения Византии. К слову, говоря об этой империи, следует держать в уме, что церковная жизнь в ней была неотделима от государственной. Потому многие политические движения были «обречены» быть в определенной степени и религиозными.
Начало VIII века для Византии выдалось кризисным периодом — в войнах с молодым Арабским халифатом она потерпела череду поражений и лишилась обширных владений в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Результатом явилась внутренняя смута, и в 717 году к власти в Константинополе путем переворота пришел военачальник Лев, став императором Львом III Исавром (правил вплоть до 741 года).
Византийцы отбивают у арабов захваченный город. Миниатюра из рукописи XII века
Лев III был успешным полководцем, остановившим экспансию арабов-мусульман, и способным управленцем, который провел ряд административных и законодательных реформ. По-военному решительно он стремился навести в стране порядок, разобравшись со всем, что считал лишним и вредным. К этой категории он отнес и почитание святых ликов.
В 726 (по другим данным — 730) году император издал эдикт, запрещающий поклонение иконам. Однако этот акт встретил решительное осуждение как византийского духовенства, так и римского папы (напомним, что до окончательного разделения католиков и православных оставалось еще три столетия, и Церковь считалась единой). Более того, даже простые верующие активно выступали в защиту святынь, потому Лев III и его сторонники были вынуждены занять выжидательную позицию.
«Разбойничий собор» и цветы вместо святых
Пиком иконоборчества историки обоснованно считают 741-775 годы, время правления сына Льва III — Константина V Копронима («Навозника»; как не трудно догадаться, это прозвище за правителем посмертно закрепили его недоброжелатели).
Подобно отцу, он был талантливым полководцем, популярным в армии. Вместе с тем, Константин был гораздо лучше образован и не боялся, в отличие от Льва III, богословских прений. Император попытался вывести на новый уровень обоснование иконоборчества, представив почитание икон не просто языческим пережитком или нелепым суеверием, но производным от осужденных ранее на Вселенских соборах ересей монофизитства и несторианства. Подобно им, почитатели икон ограничивают Божественную природу Христа через описание его плоти, — заявлял Копроним.
Солдаты уничтожают лики святых по приказу Константина V (слева). Миниатюра из болгарской хроники XIV века
Эту точку зрения лояльные Константину V епископы утвердили на соборе в Иерии в 754 году, который сам правитель пытался представить как «вселенский», хотя в нем участвовали только «замиренные» к тому времени константинопольские иерархи, без представителей церковных властей Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Потому даже современниками этот собор был расценен как «разбойничий», незаконный.
Тем не менее, событие дало Копрониму формальные основания для воплощения в жизнь иконоборческих идей: по всей империи стали уничтожаться иконы, мозаики, иллюстрированные рукописи, казням и преследованиям подвергались все, кто выступал в защиту икон.Достойными почитания должны были остаться только символ креста и евхаристические Святые Дары, а украшать храмы было постановлено орнаментами и изображениями растений и животных.
Даже с сугубо приземленной точки зрения подобная политика была абсолютно неразумной: уничтожалось культурное наследие Византии, провоцировалась межнациональная рознь (основу иконоборцев составляли армяне и сирийцы, в то время как большинство этнических греков осталось верным иконам), а значительная часть духовенства, наиболее грамотного и просвещенного сословия, была вынуждена покинуть страну.
Иконоборцы уничтожают лик Иисуса Христа. Миниатюра из Хлудовской Псалтыри, XII—XIII вв.
Самое же главное, что иконоборчество так и не стало целостным движением: в их среде многие выступали против уничтожения икон, и даже полагали необходимым сохранение ликов святых в храмах — не для почитания, но ради раскрытия христианского учения малообразованным людям.
Потому неудивительно, что уже в годы правления следующего императора, Льва IV Хазара (775–780), накал гонений на почитателей икон снизился. После же его смерти императорская вдова Ирина, отстранив от власти сына, сама встала в оппозицию иконокластам.
«Честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу»
На чем же строили свою аргументацию защитники почитания икон? Еще в годы правления Льва III один из величайших христианских богословов, преподобный Иоанн Дамаскин, написал трактат «Три слова в защиту почитания икон».
Заочно полемизируя с иконокластами, святой Иоанн убедительно развенчал несостоятельность их аргументов. Прежде всего, богослов четко разграничил понятия «поклонение» и «служение»: если служить христианин может только Богу, то поклоняться, воздавая честь, можно всему, что соединяет верующего с Творцом.
Относятся ли к этой категории иконы? Безусловно, так как в отличие от языческих идолов, они не выступают предметом поклонения, но лишь земным доступным образом тех, к кому обращена молитва. Почитание икон — это не поклонение материальному, но связь посредством него с Господом, Божией Матерью и святыми.
Кроме того, Иоанн Дамаскин утверждал, что строгие ветхозаветные запреты на изображение Бога потеряли свою актуальность с пришествием в мир Спасителя Иисуса Христа: «Не поклоняюсь твари паче Создавшего, но поклоняюсь Творцу, созданному по мне и сошедшему к твари без унижения и повреждения Себя».
Учение преподобного Иоанна, в равной степени как ниспровергало иконоклазм, так и осуждало крайности стихийного иконопочитания в прошлые годы. Его использовали в борьбе с еретиками все последующие защитники икон, в том числе такие как святитель Никифор Константинопольский и преподобный Феодор Студит.
Седьмой Вселенский Собор. Фрагмент русской иконы XVII века.
Поставить же точку в споре об иконах в 787 году был призван VII Вселенский Собор, состоявшийся по инициативе императрицы Ирины в городе Никее.
Его участники однозначно высказались в защиту иконопочитания: «Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней», — такими словами завершался принятый архиереями догмат.
Седьмой Вселенский собор нанес по иконоклазму мощнейший идеологический удар: в отличие от «разбойничьего» собора в Иерии, в нем участвовали представители всех христианских центров Раннего Средневековья, потому и авторитет принятого догмата был несопоставимо выше.
Преданные анафеме
Почему же тогда Торжество Православия пришлось ждать еще почти полвека?
Важно понимать, что противостояние противников и почитателей икон не было мирной философской дискуссией. В известном смысле, это была вялотекущая гражданская война, противостояние конкурирующих групп в политической элите страны. Армейские круги вместе с провинциальной аристократией, составлявшие костяк иконоборцев, не собирались без боя отдавать власть традиционной греческой элите, продолжавшей выступать за почитание икон.
Последний император-иконоборец Феофил спорит со своими противниками. Миниатюра из рукописи XII века
.
В 813 году в Константинополе произошел очередной переворот, и новый император Лев V Армянин (правил до 820) взял курс на реставрацию иконоклазма. Впрочем, низложивший его Михаил II Травл («Шепелявый»; правил в 820–829 гг.), хоть и был иконоборцем, но пытался достичь примирения с противниками: признал одинаково недействительными решения Иерийского и Никейского соборов и даже амнистировал часть подвергшихся гонениям за почитание икон.
Былой размах иконоборческому движению силися вернуть только последний правитель-иконоборец, сын Михаила Травла Феофил (правил в 829—842 гг.), но к тому времени ересь была уже обречена. Даже супруга императора Феодора и большинство придворных тайно почитали иконы.
Со смертью же Феофила никаких преград у набравших политический вес иконопочитателей во главе с императрицей-регентшей Феодорой больше не было. В кратчайшие сроки был низложен с престола отвергавший иконы патриарх Иоанн Грамматик, из ссылок и тюрем были освобождены все жертвы гонений.
Состоявшийся спустя год поместный собор в Константинополе подтверждал законность постановлений семи Вселенских Соборов и анафематствовал иконоборчество. Символически же победу над последней из раннехристианских ересей закрепил общецерковный праздник в первое воскресенье Великого поста в 843 году — то самое Торжество Православия, которое верующие почитают ежегодно и по сей день.
Императрица Феодора за заслуги в восстановлении иконопочитания была прославлена Церковью в лике праведных
В определенной мере, императорами-иконоборцами и их сторонниками руководили благие намерения. Они, должно быть, искренне считали себя защитниками евангельских идеалов и борцами с «идолопоклонниками», восстановителями порядка в империи. Однако интеллектуальная скудость и разрозненность их движения привела к непоследовательности, метанию между попытками решительным образом уничтожить целый социокультурный пласт в жизни византийского общества и найти невозможный компромисс со своими оппонентами.
В конечном счете, иконокласты не только не «навели порядок» в империи, но и спровоцировали страшную смуту внутри нее. Недобрая память об иконоборчестве впоследствии послужила дурную службу византийским правителям; любое движение за перемены внутри государства стало восприниматься как еретическое и деструктивное, что, в какой-то степени, и привело к конечному падению Византии.
