В дни КрЯККа нам удалось пообщаться с одним замечательным человеком — профессором-славистом, переводчиком и главным редактором издательства «Вахазар» Андреем Борисовичем Базилевским. На книжную ярмарку ученого пригласил его давний друг — «Касьяновский дом», в рамках программы которого Андрей Борисович провел «Славянскую гостиную».
Мы встретились как раз после посещения профессором дома Василия Касьянова, и за чашкой кофе погрузились в неторопливый разговор о культуре народа, который мы на протяжении веков называем «братским».
— Насколько богослужебный язык Сербской Церкви отличается от церковнославянского, на котором у нас совершается Литургия?
— Я не лингвист, поэтому боюсь ошибиться. Есть в лингвистике такое понятие «извод». Извод языка. В данном случае — южнославянский и наш. Но, в сущности, язык богослужения мы взяли от туда, он нам достался от Кирилла и Мефодия, из тех краев. И мне кажется, что принципиальных различий быть не должно. Другое дело, что модернизация церковного языка, возможности выбора речи в Сербии шире. Некоторые части Литургии произносятся на современном сербском языке. Но все основные молитвы, но все канонические правила, они соблюдают и произносят на старославянском. Я на стороне тех, кто ратует за максимально возможный консерватизм в богослужебном языке. В этом есть особое обаяние таинственной старины. Наверное, значение этих древних слов ближе к сущности священного писания. Хотя естественно, для лучшего понимания эти тексты должны существовать и в переводе на современный язык. Когда-то русский язык очень сильно повлиял на сербский. Если мы возьмем сербскую литературу XVIII века, то мы изумимся. Там и наша графика, наша азбука в ходу, со всеми твердыми знаками, «ятями», которые не соответствуют, в сущности, фонетике сербского языка. Но сербам так хотелось быть с нами едиными, что они и это переняли. Этот язык назывался «славяно-сербским» или «русско-сербским». И был живым в книжности до середины XIX века. После реформы Вука Караджича язык был приведен к сербским диалектам, к разговорной норме и значительно отошел от русского. Но любопытно, что сербы, как и мы, воспринимают наш язык (а мы, соответственно сербский) как напоминание о временах старинных, легендарных, мифических, о той единой традиции, которая лежит в основе наших культур.
— Часто можно услышать, что русский народ сформирован благодаря влиянию Церкви. Можно ли сказать это и о сербах?
— Становление сербской нации произошло несколько раньше, чем принятие христианства, поэтому я не стал бы отождествлять сербскую культуру с православием. Но, безусловно, это очень важная часть фундамента, может быть доминирующая. Для сознания сербов является принципиально важным косовское предание, связанное с известной битвой на Косовом поле, когда они потерпели земное поражение, но тогда возникло понятие «Небесной Сербии» — павшие войны переселились в небеса и стали залогом грядущего освобождения. «Косовский завет» до сих пор оказывает умиротворяющее воздействие на национальный характер. Земная победа не обязательна, важна победа в сердцах. Герои и мученики — носители этой идеи взирают на Сербию с неба и заботятся о жизни грядущих поколений. Это очень трогательный миф, который наполняет сердца воодушевлением и сегодня, поэтому утрата Косово так чувствительна для Сербов. Кстати, многие албанцы являются православными, поэтому утрату Косово — уверен, лишь временную — нельзя назвать полной потерей православных святынь. Экстремисты есть везде, но есть и те албанцы, которые эти святыни защищают. Разумеется, тем, кто разрушил Югославию и расчленил Сербию, нет дела до будущего живущих здесь народов. Все делалось под перекрытием заботы о «демократических идеалах» для овладения богатейшими природными ресурсами края и устройства здесь крупнейшей в Европе американской военной базы Бондстил.
— Насколько христианские мотивы сильны в сербской поэзии? Доминируют ли они над фольклорной, возможно, дохристианской культурой?
— В поэзии, которая глубоко укоренена в народных преданиях о героическом прошлом, очень сильна смысловая интонация, связанная с православным христианством. Эпическая поэзией, сербов восхищались многие деятели мировой культуры. К сербскому эпосу обращались и Гете, Пушкин. Читая эти тексты невозможно не понимать, насколько в них важна именно христианская составляющая. А народная лирическая и обрядовая песня имеет и просто обычные, бытовые корни. Поэтому ее воздействие на язык и сознание ничуть не меньшее. Эти два начала находятся в тесном сплетении, без всякого антагонизма. Для сербской культуры вообще характерно спокойное сочетание самых разных смыслов. Диссонанс в нее вносит проникновение сегодняшних хаотичных мыслительных структур — нервного и дерганого стиля. К сожалению и в Сербии есть люди, которые этому поддаются, начинают мыслить и писать в духе разлада и распада но, к счастью, они в сербской поэзии не преобладают. Христианское восприятие мира предлагает умение возвысится над обыденностью, понимание метафизического плана существования. Православие учит отрешаться от гордыни, не опускаться до гонений, не быть остервенелым начетчиком, ревнителем своей уникальности даже в преследовании вероучительных целей, уметь сосуществовать с людьми других убеждений. И в сербском народе эти черты есть. Сербы — незлопамятные люди, по преимуществу; они не стараются навязать другим свою волю. Демонизация сербов в западных СМИ в 90-е годы, когда страну фактически развалили, связана с неприятием Западом органичных для человеческой души ценностей. Им не нужен анклав доброты и бескорыстия в сердце Европы. Сербию называют «малой Россией». Я думаю, в этом есть частица правды. Уверен, нет никакого другого народа на свете, который был бы так сердечно привязан к нам. Нет никакого другого места на земле, где я встречал бы такую теплоту по отношению к России. Как только сербы услышат русскую речь, тут же начинают вспоминать все, что знают о России и стараются говорить по-русски. Они глубже, чем кто-либо, сочувствуют нам в преодолении сегодняшних проблем, выражают полную солидарность с русским народом. Естественно, веря, что и мы в трудный час всегда будем с ними. Это единение уже подтверждено столетиями нашего братства, невзирая на любые отклонения и расхождения.
— Некоторые силы в России пытаются разорвать связь Церкви и общества, противопоставить их друг другу. Как обстоит дело в Сербии, и чему можно поучиться у сербов?
— Мне случалось бывать в сербских монастырях и видеть, как люди самоотверженно возделывают каменистую почву, выращивают сады, цветники. Знаю, как в малых приходах священники близки к прихожанам. Это простые люди, которые не отчуждены от тех, кто их окружает: они вместе помышляют о мире, вместе делают добрые дела. Православная Церковь вписана в сербское общество очень серьезно, возможно глубже, чем у нас. Не нужно думать, что так было всегда, ведь и там была эпоха атеизации, которая, к сожалению, не завершилась и сегодня. Понятно, что те, кто пытается очернить иерархию и Церковные деяния в миру, преследуют задачу опустошения наших душ. Для того чтобы не дать им такой возможности, всегда нужно сохранять спокойствие, не опускаться до поверхностных перепалок. И конечно — бороться внутри христианского мира с тем, что проникает туда неизбежно в силу нашей греховности, нашего несовершенства. Нельзя в русле той бесполезной полемики, которую пытаются навязать нам западники, главная цель которых — посрамление православия. Необходимо взвешенно, благосклонно, уважительно пытаться найти общий язык со всеми общественными и вероисповедными группами. Думаю, что тут сербы могут стать для нас хорошим примером.
Беседовал Юрий Пасхальский
РУССКАЯ ТОЧКА
1
Невозможно
двигаться вспять,
лгать в обнимку,
жить в одиночку –
вот единственное,
что стоит понять.
Это и есть – русская точка.
Надо успеть выйти на взлёт.
Сказано – сделано.
Крепко и точно.
Ненастоящее время – ползёт,
а вертикаль – в проекции –
точка.
То, что незримо
горит в тебе,
воли и веры
чистый источник,
подчинение
только судьбе –
это и есть русская точка.
2
. . . . . . . . . . . . . . .
Твой крест оболган
и поруган.
Но на краю небытия
обнимет верная подруга –
родная Сербия твоя.
И грянет слово
братской строчкой,
и вознесётся общий стяг.
Всё завершится
русской точкой –
там, наверху. И только так.
Андрей Базилевский