4 мая 2019 года после тяжелой болезни навсегда ушел из земной нашей жизни Андрей Борисович Базилевский.
Об этом с горечью и непреходящей на долгие теперь времена печалью его коллеги и его читатели узнали в Москве, в Варшаве, в Белграде (где прошел на девятый день вечер его памяти, устроенный интеллигенцией Сербии), в других славянских столицах. И — в весьма далеком от этих столиц, не таком уж шумном и ярком, в отчасти тихом и во многом провинциальном, но знавшем и любившем ушедшего от нас человека городе. В любимой Базилевским Приенисейской Сибири, в ее сердце, в Красноярске.
Он был ценимым и почитаемым — литературоведами и критиками, авторами и читателями — славистом, переводчиком, издателем, научным сотрудником ИМЛИ им. А.М. Горького, доктором филологических наук, профессором. И еще — он был надежным другом и деятельным попечителем нашего сибирского «Касьяновского дома», а правильнее сказать — одним из главных его основателей, начиная с первого его приезда к нам в Красноярск по приглашению оргкомитета фестиваля духовной культуры «Покровские встречи».
Это произошло в октябре 2011 года.
Первая встреча с ним и с его книгами — оставила ощущение какого-то неимоверного духовного потрясения и очищающего душевного подъема. Его невозможно было не полюбить с самых первых же слов, после торжественного вечера в Красноярском оперном театре им произнесенных в тихом временном пристанище нашем на проспекте Мира, с первых же стихов — на русском, сербском, польском — им прочитанных, с первых же его улыбок — каких-то до неправдоподобия застенчивых и столь же удивительно мудрых. Потрясло то, что с ним возможным оказалось свободно говорить и о литературе, и о Польше и Сербии, и о любви и вечности — и обо всем другом, главном, что есть еще у нас на этом, земном, свете, и в том свете небесном, в который он так внезапно и так безвременно ушел в пасхальные дни 2019 года.
Осенью 2015 года Андрей Базилевский провел несколько мероприятий «Касдома» на КРЯККе и побывал в настоящем Касьяновском доме
Собственно, если вести речь о «Касьяновском доме» (которого в октябре 2011 года еще и в помине-то не было) — то без Андрея Борисовича он бы на свет и не появился. Без Базилевского и без его удивительных коллег по ИМЛИ, которых он мгновенно «рекрутировал» на помощь созданному энтузиастами по благословению правящего архиерея «Касьяновскому дому», равно как и без еще нескольких таких же, Богом нам посланных энтузиастов и просветителей, интеллигентнейших и талантливейших, уже ушедших и еще здравствующих: без нескольких деятелей культуры и науки Москвы, Питера, Сибири и Сербии.
Без таких людей «Касьяновский дом» либо не родился бы вообще, либо же существовал бы негромко и безвестно. Без их энергии, таланта, поддержки, дружбы, душевного тепла.
То, что «Касьяновский дом» существует, это огромная личная заслуга Андрея Базилевского. Может быть, и не самая главная и известная из всех заслуг, из всех свершенных им за краткие его шестьдесят лет жизни дел. Это — всего лишь одна из многочисленных и не оцененных еще по достоинству его заслуг перед отечественной и славянской словесностью, перед российской культурой, перед православным и христианским началом, которое питало и будет питать всегда дух славянских народов.
Он приезжал к нам в Красноярск несколько раз, и каждая из этих встреч становилась бесценным даром любителям поэзии, начинающим и маститым филологам и просто не равнодушной до живой мысли, до живого неподдельного человеческого чувства студенческой молодежи. До сих пор красноярцами вспоминается участие его «на паях» с Касьяновским домом в КрЯККе 2015-го года. Но такими, с большой буквы Событиями были и все его практически ежегодные встречи разных лет в вузах и библиотеках нашего города. А потом — были начавшиеся по его инициативе и при его поддержке совместные с его заветным «Вахазаром» издательские и просветительские проекты. Реализованные — и те, которые не реализуются уже никогда, потому что без него сделать это просто невозможно.
2 ноября 2015. Встреча со студентами и преподавателями КГПУ им. В.П. Астафьева
Вот такие же чувства — чувство благодарности за краткое, по сравнению с вечностью, но незабвенное, пока сами мы живы, общение, и такое же жгучее ощущение боли от необратимости человеческого ухода — мы вместе с ним испытывали семь лет назад, когда в такие же теплые и горькие майские дни 2012-го года прощались с еще одним создателем и родителем (и радетелем!) «Касьяновского дома», с другим профессором и просветителем, которого Андрей Борисович высоко ценил, с Галиной Максимовной Шленской.
…Нет нужды и смысла перечислять все, что он успел сделать за вторую половину своей недолгой жизни.
Эти тридцать последних лет вместили в себя главный его проект, его «Вахазар», издательство, основанное им с друзьями и названное в честь одного из героев одной из «неэвклидовых драм», принадлежавших перу «Виткация» (Станислава Игнация Виткевича), названное в честь персонажа из заветного, Базилевским подготовленного и выстраданного «небольшого русского томика сценических произведений в библиотеке журнала „Иностранная литература“», вышедшего ровно тридцать лет назад, в 1989 году. Именно этот томик, по словам самого Базилевского, и стал «предвестием будущего издательства».
Те, кому дороги и кем любимы стихи больших и малых поэтов разных веков славянской (польской и сербской) письменности, знают, что Базилевский — как переводчик, как составитель, как редактор, как автор, как организатор — за эти тридцать лет совершил, вместе с многочисленными своими соратниками, которых именно он отыскал, привлек к сотрудничеству, собрал по крупицам по всем городам и весям трех славянских стран мира, то, что, казалось бы, не под силу даже целому успешному коммерческому издательскому коллективу, даже целому государственному научному институту.
В публикации, к которой мы обратимся еще раз в конце этого текста, Базилевский сказал: «„Вахазар“ отличается от коммерческих издательств. Я руковожу издательством, но это слишком громко сказано: кроме меня „в штате“ только бухгалтер. Да и понятие „штат“ здесь условно, поскольку в „Вахазаре“ нет оплачиваемых должностей. Все административные и издательские функции выполняются на общественных началах, а доходы направляются на производство очередных книг. Никто здесь не обретает никаких материальных благ, только переводчики за свои усилия получают скромную компенсацию, чаще всего в виде экземпляров книг…»
Так работало это знаменитое издательство. Он и его команда бескорыстно и героически совершали подвиг, «вахазаровцы» во главе с Базилевским, собрав, переведя и издав в наше коммерциализированное до предела, насквозь прагматичное и циничное, в наше «трудноватое для стихов» время (впрочем, как и все времена) — издав несколько десятков (!) томов, томиков, антологических гигантов, двуязычных, как правило (русский + язык польский или сербский), сборников польской и сербской поэзии, до Базилевского — практически не известной широкому кругу русских читателей (и еще несколько сборников избранных, «самых-самых» наших, русских, поэтов в переводах на два эти прекрасные славянские языка…)
Это, конечно же, был подвиг, он остался бы им, подвигом, даже если бы Андрей Борисович успел подготовить и издать вместе со своими собратьями и со-пахарями на переводческой ниве за эти тридцать лет из этих нескольких десятков книг только одну, только лишь знаменитую и уникальную трехтомную «Антологию сербской поэзии»… Даже если бы не было в числе им изданного нескольких томиков бесценного, придуманного им и осуществленного им, альманаха, нескольких томиков его «Сербско-русского круга»…
3 ноября 2015. Презентация издательства «Вахазар» для учеников, их родителей и преподавателей в школе села Никольское
…Несколько лет назад Базилевский опубликовал в «Балтийском филологическом курьере» (2013 г., Калининград) небольшое, но программное для него эссе-размышление о его любимом детище. Это очень искреннее, глубокое, талантливое и обращенное к вечности размышление о главном деле своей жизни, о самом смысле ее, этой яркой и насыщенной словом и делом судьбы.
Впервые прочитав эти строчки сейчас, после его ухода, понимаешь вдруг наконец-то, как трудно и тяжело ему было совершать ежедневно этот его подвиг, и наконец-то осознаешь, какое неимоверное славянское мужество помогло совершить сие благородное деяние этому красивому, умному, ироничному, до глубины души интеллигентному деятелю Русской Культуры, который успел еще побыть в земной жизни и верным мужем, отцом, дедом и прадедом…
Прочитайте сейчас вместе с нами некоторые из этих строк. Сквозь печаль и слезы памяти открывается здесь вновь его лик, лик славянского Дон-Кихота, одного из современных продолжателей дела святых Кирилла и Мефодия, одного из скромно и достойно служивших Слову героев нашего времени. Лучше ведь самого Базилевского все равно о нем не расскажешь.
Это вот — о «Вахазаре», одна, но какая простая и застенчиво-изящная в своей простоте фраза. Не могу ее не привести.
«…когда-то я придумал это издательство и до сих пор действую под его вывеской».
А это вот — программная, очень точная и очень важная реплика о принципах, эстетических, филологических и нравственных, его работы.
«…Выбирая текст — как исследователь, переводчик или издатель, я руководствуюсь прежде всего художественным впечатлением. Размышления о „послании“ рождаются позже; исток всего — очарованность. Я действую под впечатлением формы высказывания, ведь форма убедительна, лишь когда содержание отвечает естественной диалектике бытия. Стараюсь избегать тенденциозных текстов. Вылавливаю из потока литературы и прививаю на отечественную почву то, в чем подмечаю существенную ценность, иногда — ноту, недостаточно слышную у нас. То есть перенимаю „чужое“, то, что обойдено или недооформлено родной культурой, и делюсь этим с людьми своего языкового круга. Знакомство с „оптикой“ иного народа через искусство позволяет многие вещи видеть яснее. Вот едва ли не самая важная мотивация всех моих интерпретаторских, переводческих и издательских начинаний. Неизбежное следствие — обратная связь: расширяются духовные границы другой страны — ее в мире „больше“, чем было».
…А здесь вот он вспоминает, почему и зачем возник однажды «Вахазар». Он перечисляет, все до одной, до него вышедшие антологии польской поэзии советских времен, и вот вышла очередная антология, 1972-го года:
«…однако после этого наш читатель больше почти не имел возможности хотя бы поверхностно познакомиться с творчеством новых поэтов (изредка случались отдельные публикации в периодике, что не меняло общей картины). Время для нас остановилось — в русских переводах практически не был представлен ни один поэт, дебютировавший в Польше после 1960 года. В этом смысле 70—80-е годы — белое пятно, прочерченное зловещими пунктирами „черных списков“. Хотя бывало и хуже…»
… А это вот — о профессионализме и миссии в его переводческом, а затем — и в издательском деле…
«…Я всегда открещивался от профессионализма — в смысле зарабатывания на жизнь творческим трудом. И позиции не изменил. Если бы (допустим вещь невозможную) я иногда не находил в польской поэзии того, что ищу в поэзии вообще, я не занимался бы ею вовсе — это отличает меня от профессиональных переводчиков».
… И вот — тоже очень важное, размышление о миссии, которую несли совсем недавно еще люди, жившие рядом с нами.
«Считаю, что подход к художественному издательству как к фирме, которая может быть экономически самоокупаемой, по сути выглядит профанацией. Деятельность подобных „ячеек сопротивления“ возможна и имеет перспективу при условии постоянного участия меценатов. Возникновение и продуктивное существование такой издательской утопии в годы, менее всего благоприятствующие бескорыстным культуротворческим начинаниям, наравне со множеством прочих фактов свидетельствует о том, что — вопреки натиску дегуманизирующей глобализации и обезличивания — набирает силу тенденция к формированию открытой общности славянских (шире — восточноевропейских) культур, свободной от этнических шаблонов, идеомифов, инерции давно минувших раздоров. Выручает неугасимая способность некоторых людей искусства работать ради идеи (по сути — для людей). Побеждает — как всегда — солидарность обреченных — чудаков, которые не умеют жить иначе…»
И вот еще, об одном, сейчас уже многими забытом, но иными еще и вспоминаемом, очень важном для всех, кто весной 1999 года испытывал неимоверную боль и неимоверный стыд, событии, о бомбардировках Югославии:
«„Эгоцентричная“ на старте (мотивированная лишь эстетически) деятельность „Вахазара“ годы спустя оказалась полезна для многих, обрела социальное измерение. Весной 1999 года, когда власти в очередной раз забыли об интересах собственных народов, потворствуя натовскому нападению на Югославию, я содрогнулся от чувства стыда. Понял, что не имею права прерывать свою личную борьбу с ветряными мельницами, и сказал себе: хватит валять дурака, надо всерьез заняться сербской литературой, чтоб хоть немного искупить грех предательства и постыдной жестокости по отношению к нашим братьям. Так начала складываться трехтомная „Антология сербской поэзии ХХ века“».
И наконец — последние строчки из этой исповеди, из этого манифеста просветителя двадцать первого века. Сейчас, 14 мая 2019 года, они, строки эти, взвешенно-оптимистичные и мужественные, прекрасные, как и все, написанное Андреем Борисовичем Базилевским, читаются, пожалуй, как завещание…
«…Но не будем говорить о том, что должно или только может произойти, ибо все — как всегда — висит на волоске. Кажется, и в межславянском культурном обмене самая важная роль — как везде — принадлежит неинституциализированному „частному сектору“, конкретному позитивному действию отдельных людей. Надеюсь, впереди еще не одна совместно взятая высота. Ибо Мы всегда вместе; Ми смо увек заједно; Zawsze jesteśmy razem. „Наступление“ продолжается…»
Постскриптум.
Опубликованный ИМЛИ список избранных публикаций Андрея Борисовича, весомый даже в этой его избранности и краткости, завершает последняя рецензия, им написанная. Так уж оказалось, что этим последним его текстом стало предисловие «Наше имя — любовь» к совместно подготовленной в прошлом году «Вахазаром» и издательским домом «Восточная Сибирь» книге стихов, переводов и эссе «Седьмая нота» красноярского автора. Вот самые последние строки этого текста: «Разлука становится судьбой. Может быть, в том-то и счастье. Стремление бывает весомей, чем осуществленье. А память о несбывшемся — понятней, точней и чище, чем то, что действительно было. Есть продолжение. Есть утешенье. Есть выход. Боль и тоска переходят в ровный свет участия и добра. В бескорыстную преданность. В осознание братства, выше которого нет»…
Сейчас они, эти слова, звучат как… Завещание? Нет, как напутствие всем нам, им однажды в это братство принятым…
Геннадий Малашин
РУССКАЯ ТОЧКА
1
Невозможно
двигаться вспять,
лгать в обнимку,
жить в одиночку –
вот единственное,
что стоит понять.
Это и есть – русская точка.
Надо успеть выйти на взлёт.
Сказано – сделано.
Крепко и точно.
Ненастоящее время – ползёт,
а вертикаль – в проекции –
точка.
То, что незримо
горит в тебе,
воли и веры
чистый источник,
подчинение
только судьбе –
это и есть русская точка.
2
. . . . . . . . . . . . . . .
Твой крест оболган
и поруган.
Но на краю небытия
обнимет верная подруга –
родная Сербия твоя.
И грянет слово
братской строчкой,
и вознесётся общий стяг.
Всё завершится
русской точкой –
там, наверху. И только так.
Андрей Базилевский
