— 27 июля (15 июля по старому стилю) 1841 года близ города Пятигорска на дуэли трагически оборвалась жизнь одного из величайших русских поэтов — Михаила Юрьевича Лермонтова.
Во многом, произошедшее стало виной самого Лермонтова. Это становится особенно заметно, если сравнивать обстоятельства, предшествовавшие его поединку с отставным майором Николаем Мартыновым, с предысторией дуэли Александра Пушкина с Жоржем Дантесом, произошедшей за пять лет до того.
Александра Сергеевича принять роковое решение спровоцировало оскорбительное поведение Дантеса. В случае же с Лермонтовым все было наоборот: поэт сам стал зачинщиком ссоры.
Как и многие великие люди, Михаил Юрьевич не отличался простым характером и покладистым нравом. «В Лермонтове было два человека: один — добродушный, для небольшого кружка ближайших друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение; другой — заносчивый и задорный, для всех прочих знакомых», — спустя годы писал близко знавший поэта князь Александр Васильчиков.
Одним из таких «прочих знакомых» и стал отставной майор Николай Соломонович Мартынов. Знакомы они с Лермонтовым были хорошо: вместе когда-то учились в юнкерской школе, где даже были партнерами по фехтованию. Спустя годы судьба свела обоих на Кавказе: Мартынов уже ушел в отставку, а Лермонтов возвращался в свой полк из отпуска.
Бывший декабрист Николай Лорер, также служивший в то время на охваченном войной Кавказе затем писал в мемуарах:
«Мартынов служил в кавалергардах, перешел на Кавказ, в линейный казачий полк и только что оставил службу. Нося по удобству и привычке черкесский костюм, он утрировал вкусы горцев и, само собой разумеется, тем самым навлекал на себя насмешки товарищей, между которыми Лермонтов по складу ума своего был неумолимее всех. Пока шутки эти были в границах приличия, все шло хорошо, но вода и камень точит…»
К чести Мартынова, он неоднократно просил Михаила Юрьевича отставить свои насмешки, но это, видимо, лишь только раззадорило неуместный пыл поэта. В ответ на прямую угрозу поединка, Лермонтов, со слов самого Мартынова, лишь бросил, что дуэлей не боится и никогда от них не отказывался.
По всей видимости, Михаил Юрьевич переоценил свой небольшой дуэльный опыт: в 1840 он по недоразумению сходился в поединке с сыном французского посла: ничья кровь тогда не пролилась, дело окончилось примирением сторон. Скорее всего, поэт-офицер рассчитывал, что и в этот раз конфликт будет разрешен подобным образом. Тем более, что по негласной традиции того времени считалось, что любая дуэль, даже бескровная, возвращает честь оскорбленному.
Увы, этого не произошло. Лермонтову выпал жребий стрелять первым, и, судя по всему, он намеренно выпустил пулю в воздух, ожидая взаимности от Мартынова. Но тот выстрелил прямо в сердце своему противнику. Смерть наступила мгновенно.
Вопреки неписанным правилам, на дуэли не присутствовал доктор, так как ни один из пятигорских врачей не захотел быть замешанным в неприятную историю (а законодательно дуэли были давно и со всей строгостью запрещены), но даже медицинская помощь, по всей видимости, поэту уже не помогла бы.
Близкие дуэлянтов попытались замять происшествие, представив его несчастным случаем. Однако достаточно быстро реальные обстоятельства гибели поэта стали известны обществу и властям. Изначально Николай Мартынов был приговорен к разжалованию и лишению дворянства, однако окончательный вердикт, утвержденный императором, оказался несколько мягче: трехмесячный арест и церковное покаяние. Убийца Лермонтова дожил до 60 лет и умер своей смертью в фамильном имении.
Парадоксальным образом многие детали своей смерти Михаил Юрьевич словно предвидел в «Герое нашего времени», описывая поединок Печорина с Грушницким: она также состоялась из-за ничтожного повода, окончившись смертью зачинщика ссоры. Но лучше всего, пожалуй, о противоречивой натуре великого русского поэта, которая привела его к смерти уже в 26-летнем возрасте, говорят строки из другого его произведения — стихотворения «Валерик»:
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?
