Все, что вы хотели узнать, но боялись спросить о Дмитрии Васяновиче

Улыбчивый человек, кажется, готовый ответить на все наши вопросы. Кто он? Регент Красноярского архиерейского хора, диктор «Радио России. Красноярск», лауреат Международного конкурса композиторов «Хоровая лаборатория ХХI век» и Всероссийского конкурса «Поют журналисты России» Дмитрий Васянович. В преддверии творческого вечера юбиляра корреспондент газеты «Православное слово Сибири» встретился с небезызвестным в Красноярске деятелем культуры и узнал, каково это быть Димой Васяновичем и «не разорваться».  

— Дмитрий, расскажите, когда, как и почему решили стать регентом?

— В школе у меня была учительница по истории, которая очень сильно изводила и придиралась ко мне. Когда ты не мог ответить урок, она начинала издеваться и говорить: «Ты, наверное, еще и молишься стоишь. Может быть, Отче наш читаешь?». И все смеялись. Кому-то было очень весело, а кто-то стоял в печали. Шли 90-е годы, и видимо началось какое-то изменение в сознании людей. Я однажды обратился к этой учительнице, потому что у нее муж работал в мед. институте (а я хотел взять у него несколько уроков перед поступлением), а она мне и говорит: «Ты знаешь, Дима, я вот на тебя смотрю и думаю, что может тебе было бы лучше пойти в священники, а не во врачи. Врачам нужно больше быть циником, а тебе по характеру это не подходит». И почему-то эти слова запали мне в душу. И я, абсолютно никогда не бывая в Церкви, решил, что мне действительно надо стать священником. Я пошел в церковь, прихожу, и первому священнику, которого увидел, говорю: «Скажите, а как можно стать священником?». Он говорит: «Вы походите для начала в храм. Еще нужно поучить церковно-славянский язык». Причем, он тут же дал мне церковную газету, где был церковно-славянский алфавит. Таким образом, я пришел в Церковь, стал ходить на службы, и тогда я впервые услышал хор, который там пел. Я был поражен этими необычайными звуками. Они пели где-то под куполом на хорах. Я постоянно туда заглядывался. Примерно через год после моего прихода в Церковь, т.к. я стал ходить постоянно и вникать во все это, меня позвали стать пономарем. К тому моменту, когда я заканчивал школу, я уже стал чтецом на клиросе и решил, что не буду поступать в медицинский институт. Я решил, что буду псаломщиком. Я остался там, но мечта петь с «тем» хором меня не покидала. Поэтому, проработав год псаломщиком, я поступил в музыкальный колледж, который был там же, где я родился и вырос — в Семипалатинске. Мне объяснили, что профессия регента и профессия хорового дирижера практически аналогичны. Так я стал петь в хоре. По окончании училища я приехал в Красноярск, и здесь мне посчастливилось регентовать сначала в Трехсвятительском храме на Базаихе. Когда там хор расформировали, я какое-то время просто пел в Благовещенском соборе. А потом я вместе с хором «София» поехал по святым местам — по Золотому кольцу и побывал в Успенском соборе города Владимир. Это очень благолепный, намоленый, древний собор, но хора там не было. «Софии» предложили попеть на службе. Я помню, как стоял на этой службе и думал о том, как я все-таки скучаю по вот этому регентскому делу и как бы мне этого хотелось. И я там помолился. Я связываю свое назначение на регентство вот именно с этим случаем, потому что, когда я вернулся в Красноярск, мне тут же предложили возглавить хор Благовещенского монастыря.

— С какими трудностями Вам приходится сталкиваться при работе с хором? В чем специфика руководства именно церковным хором?

— Самая большая трудность — выстроить поведение своих певчих на службе. Самый большой грех, который съедает певчих — это желание разговора во время службы, отвлечение. А сейчас, с проникновением гаджетов, жизнь церковного певчего изменилась настолько, что он еще и может позволить себе переписываться смсками и даже заглянуть в Интернет. Наверное, самая большая сложность регента — это добиться от певчего церковного поведения. Задача регента же еще состоит в том, чтобы совместить какую-то музыкальность с молитвенностью. Зачастую нужно продлить песнопения настолько, чтобы священнику хватило времени прочитать тайную молитву в алтаре. Вот это все не проблема. Проблема — это поведение певчих.

— Коллектив недавно отметил юбилей. Что запомнилось Вам больше всего за эти десять лет?

— Каждая служба — это событие. Для меня выход на службу — это даже более волнительное и ответственное событие, чем концерт. Выступление на сцене несравнимо с тем, что происходит во время богослужения. Служба — это вообще какой-то отдельный живой организм, где приходится очень много подключать внимания, быть всегда начеку, следить за всеми, кто задействован в богослужении — от священства до других хоров клироса, например, детского хора, и до прихожан. То есть нужно все совмещать в себе, быть эдаким «многочитом». Конечно, мне не мог не запомниться концерт, который мы посвятили 10-летию Архиерейского хора. Это тоже было очень ответственно, потому что в зале присутствовали и наши прихожане, и наше духовенство. Мне кажется, это всегда вдвойне ответственно, когда ты выходишь перед прихожанами на концертную площадку, потому что хочется показать, что это не просто исполнение музыки, а исполнение духовного произведения, и ты знаешь, что они тебя понимают сразу по нескольким пунктам.  Был такой теплый прием от зала, и можно было ничего не придумывать, а говорить просто то, что тебе хочется сказать сейчас. Я это очень оценил.

— Как вы пришли к написанию музыки?

— Мне сейчас уже сложно вспомнить. Наверное, когда я стал ходить в храм, и когда полюбил церковное пение. Если раньше я мог на фортепиано посочинять или на другом инструменте, который с детства мне попадался, то и здесь мне захотелось попробовать свои силы. Сразу же, как только мне понравилось звучание хора, я пришел домой и стал пытаться сочинять. Брал молитвослов, открывал тексты и пытался что-то распевать, кому-то подражать. С этого все начиналось. А более профессионально к этому приходишь, когда ты уже регент и знаешь, что тебе не хватает для службы определенного песнопения. Понятно, что ты перекладываешь стихиры на гласы, но при этом ты можешь делать собственную гармонизацию. Зная свой хор, зная, в каких нотах и кто из них лучше звучит, ты уже начинаешь включать какое-то творчество. К примеру, ты знаешь, что будет праздник великомученика Пантелеимона, а у тебя нет запричастного концерта, и вдруг ты начинаешь думать: «А хорошо бы вот на эту стихиру, а что если вот так…». Так и рождается музыка. Садишься, записываешь и, наверное, с этого все профессионально начинается.

— Какой вам видится перспектива развития духовной музыки? 

— Я считаю, что в наших храмах поют неплохие коллективы. Во многом от этого зависит успех и прогрессивность развития. А в чем перспектива? Мне кажется, она кроется в обращении к корням — в распевах Киево-Печерской лавры, Троице-Сергиевой. Чем чаще эти намоленные напевы звучат на богослужениях, чем проще, чем больше звучит обихода или монастырских распевов, тем и служба молитвеннее. В этом я вижу какое-то развитие. Если регенты будут к этому обращаться, то в этом была бы вся соль того, что должно звучать в храме.

— Ваш любимый композитор?

— Мне очень нравится Александр Архангельский. Когда-то мне попалась пластинка Всенощной Архангельского, и я в нее влюбился. Мне кажется, что Архангельский очень церковный и одновременно очень интересный для музыканта своим плавным голосоведением композитор. Я сам пою (а моя партия басовая), и у Архангельского всегда эта партия очень красивая. Там есть места, где можно красиво сделать акцент.

— Так сложилось, что вы — и «жнец, и швец, и на дуде игрец»: и журналист, и регент, и композитор, и ведущий… Сложно ли всё совмещать?

— Мне кажется, что это не взаимоисключающие профессии. Одно другому помогает. Регенту тоже нужно быть и многоруким, и многоглазым, чтобы уследить абсолютно за всем, что происходит вокруг, при этом не мешать молиться прихожанам, плавно выстраивать песнопения в богослужении и учитывать скорость чтения каждого священника — много всяких тонкостей. Нужно быть очень мобильным. То же самое присуще и журналисту. Я думаю, что это полезно, быть немножечко разным, переключаться. Сегодня до обеда ты радиожурналист и записываешь интервью или пишешь текст для передачи, после обеда тебе нужно бежать в филармонию, чтобы провести концерт или написать какой-то проект, выступить или спеть. При этом ты никогда не забываешь о том, что ты регент, и определенные проекты ты отметаешь, потому что регент — это не просто твоя профессия, это твой смысл жизни, твое любимое дело. Все это совмещается очень хорошо.

— И это явно еще не все. Что еще входит в поле вашей деятельности в настоящее время или, может быть, есть планы по освоению новой сферы?

— Нет (смеется). Вот эти три кита: филармония, радио и Церковь занимают мою жизнь настолько, что меня иногда даже кошка дома не видит, потому что я постоянно занят чем-то еще.

— Немного отойдем от жизни публичной. Какое у вас самое яркое детское воспоминание?

— Одно время нашу группу в детском саду увлекало такое занятие: мы ловили паучков-косиножек и отрывали им лапки. Нас забавляло, что лапки шевелятся вне паука. Мы наблюдали за тем, как лапки живут сами по себе, своей жизнью. Моя мама работала в этом же детском саду воспитателем. Однажды на прогулке она заметила, что мы все сидим и что-то увлеченно рассматриваем. Она не была моей воспитательницей, но подошла и спросила: «Дима, а что вы тут делаете? Что происходит?». И я ей радостно сообщаю: «Мама, смотри, это же чудо! Мы отрываем лапку паучку, а она шевелится». И мама сказала: «Дима, а ты понимаешь, что это чья-то мама? Вы оторвали ей ручки-ножки, а ее детки дома ждут, а она уже не придет…она умерла». Я плакал так, как никогда в жизни не плакал! С тех пор абсолютно ко всему живому бережное отношение, начиная от цветка, которому жалко даже засохший листик оторвать. И про любое животное или насекомое, которое меня окружает, я всегда думаю, что это чья-то мама или чей-то ребенок. То есть жизнь окрасилась вот в такую краску. Это воспоминание стало очень сильным для меня.

— Как проводит свободное время Дима Васянович?

— Мне иногда не хватает свободного времени, чтобы записать какую-то музыку. Я постоянно делаю наброски, а оформить их в единое произведение не могу, потому что у меня нет свободного времени. Но раз в год свободное время выдается. Я специально подгадываю месяц отпуска на всех работах — в филармонии, в церкви и на радио, собираюсь, и уже на протяжении четырех лет выезжаю куда-нибудь за рубеж. Путешествую, причем самостоятельно. Покупаю билет, сажусь на поезд, самолет и обитаю в какой-то другой отрасли. Мне нужно вырваться из привычного круга, поместить себя в тишину и посмотреть что-то новое, узнать, как живут другие люди. Пока я осваиваю Азию. Кстати говоря, там есть и православные церкви. Меня поражает, насколько люди той национальности — малазийцы, индийцы, китайцы — дружно живут и очень терпимо и уважительно относятся к вероисповеданию друг друга.

— А как бы вас охарактеризовали Вас ваши близкие друзья? Схожа ли эта оценка с Вашей собственной?

— Вот если брать моих певчих в Архиерейском хоре, то мне иногда кажется, что они меня могут охарактеризовать вредным человеком. Хотя я их не спрашивал, могу только предположить. Наверное, они могут назвать меня нервным. Это отчасти правда, потому что в их случае я могу так проявлять себя на службе, когда пытаюсь их организовать. А мои близкие друзья с других сторон часто говорят о том, что я добродушный, отзывчивый, очень позитивный человек и оптимист. Но мне кажется, что ни то ни другое не будет правдой друг без друга. Я могу быть и очень нервным, и очень жестоким в каких-то выражениях и словах, для кого-то могу быть добрым. Поэтому разные люди скажут абсолютно разное, и это будет правдой.

— Какие Вы используете способы познания себя и мира?

— Я занимаю позицию наблюдателя. Мне всегда интересно, что вокруг происходит. Я сажусь в автобус и никогда не слушаю музыку в наушниках, потому что мне интересно смотреть и наблюдать за людьми. Я стараюсь это делать незаметно. Я наблюдаю за типажами людей, начиная от кондукторов, заканчивая теми, кто сидит. Иногда я даже грешу тем, что подслушиваю чужие разговоры. За всем, что вокруг происходит, я всегда с интересом наблюдаю и часто делюсь с друзьями увиденным. Наверное, поэтому они меня могут еще назвать рассказчиком, потому что я рассказываю все, что я видел на улице и в автобусе. Это один из способов познания окружающего мира и себя тоже, потому что я в других людях часто вижу и узнаю себя.

— Закончите фразу: за эти 40 лет я благодарен ….. .

— За эти 40 лет я благодарен маме, своим родным, друзьям, которые меня окружают несмотря ни на что. Я благодарен своим певчим, которые очень хорошие профессионалы и душевные люди. С ними можно поделиться и личными неприятностями, и приятностями, они всегда посочувствуют или порадуются. Я благодарен Богу за эти 40 лет, за то, что он дает мне этих хороших людей. Я благодарен своим коллегам на всех работах. Я считаю, что когда тебя окружают хорошие люди, то это уже половина успеха.

— Какой бы совет Вы дали творческой молодежи?

— Нужно отказаться от мысли, что ты чего-то достиг, и всегда искать, что ты можешь сделать дальше. Не считать себя уже великим и состоявшимся журналистом или музыкантом. От своих 40 лет я могу сказать хотя бы то, что я ничего не достиг такого, чего бы мне не хотелось еще. Когда ты будешь отодвигать планку, у тебя всегда будет стремление, ты не остановишься в развитии. И надо всегда пытаться себя проявить в разных сферах и искусства, и другой деятельности, и не стесняться продумать какой-то совместный проект с людьми, которые являются профессионалами в своей области. Следует самому попробовать шагнуть куда-то в сторону и не замыкаться в себе. Нужно общаться с людьми, налаживать хорошие отношения, потому что это тоже большое искусство.

Для «Касьяновского дома» и газеты Красноярской митрополии «Православное слово Сибири»  

Автор фотографий — Максим Бурнышев. Источник: kerpc.ru и страница Дмитрия Васяновича «Вконтакте»