Изменение государственной политики по отношению к Церкви, произошедшее в годы Великой Отечественной войны, позволило начать восстановление церковной жизни на территории епархии. В 1943 году ненадолго создается самостоятельная Красноярская епархия. Возглавил ее архиепископ Лука (В.Ф. Войно-Ясенецкий) [3, С. 84, 85].
В апреле 1944 года Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР по Красноярскому краю принял решение об открытии Покровской церкви. Фактически действовать она начала с октября 1944 года после проведения в здании ремонта. К концу 1945 года были открыты шесть церквей в гг. Абакан и Минусинск, Сухобузимском и Новоселовском районах. В 1950 году в Красноярском крае было уже 18 церквей. Вопрос о регистрации религиозных объединений решался созданным в сентябре 1943 года Советом по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР, а на местах — уполномоченными этого Совета [1, Д. 74, 106].
С самого начала Великой Отечественной войны героическая борьба советского народа с фашистскими агрессорами была поддержана Русской Православной Церковью. 30 декабря 1942 года Митрополит Сергий обратился к священникам и прихожанам с призывом внести в фонд обороны церковно-патриотические пожертвования.
Уже в первый период войны руководство религиозных организаций заняло патриотическую позицию, проявило самоотверженность и веру в победу. Духовенство поддерживало моральный дух тружеников тыла, утешало верующих в скорби, призывало верить в победу над врагом. Патриотический характер носили проповеди. Священнослужители сыграли значительную роль в сборе денег, драгоценностей, вещей для нужд фронта, для обеспечения армии всем необходимым. В 1943 г. в фонд обороны страны было сдано 55 тысяч рублей. В 1944 г. на патриотические цели было передано 225 тысяч рублей: в фонд обороны и на покупку облигаций 3-го военного займа — по 5 тысяч рублей, на подарки бойцам действующей армии — 10 тысяч рублей, на сооружение танковой колонны имени Димитрия Донского — 150 тысяч рублей, за что церковный совет красноярской Покровской церкви получил две благодарности от И.В. Сталина. В начале января 1945 г. церковные советы и причты церквей края включились в общецерковный сбор в фонд помощи детям и семьям фронтовиков. За первое полугодие 1945 г. приходами было внесено 365,727 рублей на эти нужды.
Многообразие проявлений патриотической деятельности Церкви, ее неустанная забота о благе Родины во время войны во многом послужила установлению некоторого взаимопонимания с советским государством. Появилась возможность открывать некоторые из закрытых прежде храмов, восстанавливать епископские кафедры. Вопрос о регистрации религиозных объединений решался созданным в сентябре 1943 года Советом по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР, а на местах — уполномоченными этого Совета.
Вернулся из ссылок и лагерей ряд священнослужителей, таких как протоиереи Н.В. Попов и В.С. Барков. В начале 1946 года в крае в органах власти был зарегистрирован 21 служитель культа. Большинство священников были людьми преклонного возраста. Только три человека из двадцати одного не достигли 50-тилетней отметки. Возраст до 60 лет имели восемь человек, до 70 лет — девять, старше 70 лет — один человек. Часть из них успели получить классическое духовное образование еще до революции. Высшее духовное образование имел один священнослужитель, у шести за плечами было духовное училище. Больше половины (14 человек) имели только низшее образование [2, Л. 139, 140].
Возможным представляется предположить, как это делает красноярская исследовательница М.В. Редько, что данное поколение (в первую очередь, под влиянием гонений на церковь и репрессий 1920–1930-х годов) отличали ряд негативных черт: «крайний консерватизм идеологии, приверженность старым обрядам и организационным формам, резкое противопоставление мирского и священного, неприятие других религиозных систем». В целом, как справедливо замечает ученый, регламентация внутрицерковной жизни органами советской власти не способствовала открытости к миру религиозных объединений [7, С. 27] .
Гражданская позиция священников в годы войны, большой вклад религиозных объединений в сбор средств способствовали смягчению взаимоотношений между конфессиями и государственными органами по сравнению с предыдущим периодом. В нормализации отношений сыграл свою роль и внешнеполитический фактор — необходимость открытия второго фронта и соответствующие пожелания союзников.
Патриотическая позиция религиозных организаций и верующих завоевала признание и уважение не только среди верующих, но и у атеистов. За последние годы в печати появился ряд книг и статей, свидетельств очевидцев, посвященных жизни и деятельности святителя Луки, выдающегося профессора-хирурга Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого. Будучи в годы войны ведущим хирургом эвакогоспиталя № 1515, он заслужил почитание всех жителей г. Красноярска своей деятельностью на этом посту [3, С. 147—148, 150—151].
Из-за давления и различного рода ограничений, неприятия советской действительности значительная часть духовенства и верующих осталась в «катакомбах». Возникали тайные молельни. Там совершали литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает.
В этой обстановке была важна позиция церковных иерархов, признавших советскую власть. О своем архиерейском служении в годы войны вспоминает архиепископ Лука: «В Красноярске я совмещал лечение раненых с архиерейским служением в Красноярской епархии и во все воскресные и праздничные дни ходил далеко за город в маленькую кладбищенскую церковь, так как другой церкви в Красноярске не было. Ходить я должен был по такой грязи, что однажды на полдороге завяз, и упал в грязь, и должен был вернуться домой.
Служить архиерейским чином было невозможно, так как при мне не было никого, кроме одного старика-священника, и я ограничивался только усердной проповедью слова Божия.
По окончании моей ссылки в 1943 году я возвратился в Москву, и был назначен в Тамбов…» [3, С. 84, 85].
Епископ Иоакинф (в миру — Александр Сперанский), эвакуированный в 1941 году из города Валдай Ленинградской области и проживавший вначале в с. Малая Камарчага Манского района, а затем, вплоть до своей смерти в 1948 году, служивший в красноярской Покровской церкви, занимал патриотическую позицию, в своих проповедях осуждал фашизм, отмечал главную роль СССР в разгроме фашизма и спасении человечества от порабощения, указывал на большие материальные и человеческие жертвы, понесенные страной, и призывал верующих к восстановлению хозяйства и молитве за погибших во имя славы и свободы нашей Родины [1, Д. 89, 103].
Возвращение после Великой Отечественной войны 1941–1945 годов к нормальному, основанному на началах соборности течению церковной жизни предполагало, что ряд священнослужителей попытается в своих приходах претворить идеи Поместного Собора 1917–1918 года. Возможным представляется предположить, что не все священники и миряне, которые вступили в революционную эпоху молодыми и смелыми реформаторами, сменили на сто процентов свои взгляды и стали глубоко консервативны, отказавшись от программы возрождения Русской Православной Церкви. В послевоенные годы работа по активизации церковной деятельности мирян была связана, прежде всего, с возрождением приходов. Данные тенденции возможно проследить в работе, например, прихода минусинского Спасского собора.
Послевоенное возрождение прихода связано с именем протоиерея Всеволода Николаевича Баркова. Сибиряк, уроженец соседнего с Минусинском Ачинского округа он родился в 1890 году в семье
диакона. В 1913 году окончил курс местной Красноярской духовной семинарии и был рукоположен во диаконы, а затем во иереи, служил в одной из церквей Минусинского округа, состоял законоучителем церковно-приходских школ. В августе 1916 года был зачислен студентом Московской духовной академии. В июле 1917 года избран съездом духовенства и мирян Енисейской епархии вторым кандидатом на Священный Поместный собор 1917 года. Закончил два курса Московской духовной академии, однако курс обучения не прошел из-за закрытия академии в 1918 году. В августе 1918 года вернулся в Енисейскую губернию и был определен священником в церковь села Кочергино, в январе 1919 года утвержден дополнительно помощником благочинного второго участка Минусинского уезда. С июня 1922 года — благочинный церквей второго участка Минусинского округа. В сентябре 1931 года епископом Минусинским и Усинским Димитрием Вологодским переведен настоятелем в минусинскую Спасскую общину при Сретенской кладбищенской церкви с оставлением в должности благочинного церквей второго участка Минусинского уезда.
Перерыв в служении — с 26 февраля 1933-го по июль 1945 года. По постановлению тройки ПП ОГПУ был осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей и направлен в Дальлаг в феврале 1933 года. Отбывал наказание в Дальлаге около ст. Волочаевка Хабаровского края и на Колыме. По истечении 10-летнего срока, 26 февраля 1943 года был освобожден и помещен в городе Магадане в зону освобожденных инвалидов. Был вывезен с Колымы в июне 1943 года, вернулся в город Минусинск в июле 1943 года [3, С. 147, 148, 150, 151].
С апреля 1943 года верующие под началом о. Всеволода начали ходатайствовать об открытии церкви в г. Минусинске, возвращении им Спасского собора и регистрации религиозной общины при храме. В начале января 1945 года здание было возвращено верующим.
23 июля 1945 года был произведен осмотр здания, что было зафиксировано в соответствующем акте. В нем указывалось реальное состояние здания на момент передачи его верующим: стекла выбиты, зимних рам нет, поломаны летние рамы, голландская печь разобрана до основания, у утермарковской печи (железной) коробка снята, печные трубы разобраны, в иконостасе нет икон (всего было 38 штук), Царских врат нет, у иконостаса нет входных и наружних дверей, колонн-украшений, сняты водосточные трубы вместе с коленом, разобрано 31 кв. м. пола, частично выломана железная решетка.
О. Всеволоду пришлось приложить множество усилий для возвращения в храм культового имущества из местного музея. Ведь при закрытии церкви в 1930-е годы часть культовых предметов райфинотделом была продана в Дом пионеров, Дом культуры и другие организации. Часть предметов была возвращена в октябре 1945 года. Кроме культового имущества (самым ценным из которого была плащаница) в храм в сентябре 1945 года было передано 36 икон и три распятия.
О. Всеволод поехал по тем селениям, где служил священником и благочинным в довоенные годы. Добрая память о нем помогла общине собрать некоторые средства на возрождение собора. В июне 1949 года, после окончания ремонта и освящения третьего придела храма в честь сятителя Николая, игумен Тихон (Акимов), благочинный церквей Красноярского края, представляя минусинского настоятеля к церковной награде, писал, что о. Всеволод прекрасно и с малыми затратами отремонтировал храм, возместив недостаток средств избытком своего усердия, попечения и личного участия в трудах по восстановлению собора [6, С. 160–161].
Народная память гласит, что о. Всеволод не раз ходил по делам собора по партийным инстанциям, доказывал, что нельзя собор закрывать, — там, дескать, Ленин и Крупская венчались. А старые прихожане рассказывали, как хранили они тайком переданные настоятелем храмовые иконы, прятали их по подвалам в ивовых корзинах. Такие корзины защищают от крыс, любящих полакомиться старинными красками, замешанными на яйцах [4, C. 27].
Вокруг священника вскоре собралась многочисленная община. Вот лишь некоторые имена тех, кто вместе с ним принимал участие в восстановлении собора: первый староста Мария Родионовна Бахтина, кассир Мария Ивановна Карпеко, Антонина Александровна Веселовская, председатель ревизионной комиссии Михаил Яковлевич Фидиппов и члены двадцатки: Серифима Мануиловна Тропина, Федор Павлович Чепкасов, Матвей Макарович Мелихов, Мария Андреевна Коржавина, С. Бехтерев, Яков Васильевич Черненко, Петр Михайлович Черных, Иннокентий Павлович Пестунов и доверенные по хлопотам о возвращении собора Мария Ивановна Леонтьева, Устиния Никитична Киреева и член двадцатки Александр Гаврилович Каркунов [5].
Как показывают документы, о. Всеволод был одним из самых образованных, активных и уважаемых местных пастырей. Несмотря на преклонные годы, он контролировал все приходские дела, совершал регулярные объезды множества населенных пунктов. Нельзя забывать и возложенные на него заботы по материальному оснащению церкви, а нередко и отдельных неимущих общинников.
«Хрущевская церковная реформа» отрицательно повлияла на минусинский приход: первоначально возникли внутриобщинные дрязги, в дальнейшем община раскололась на две группы, одну из которых явно поддерживали местные органы власти. Произошло отстранение настоятеля от финансово-хозяйственной деятельности и реальной административной власти в приходе, что сопровождалось передачей властных полномочий исполнительному органу религиозного объединения, состоящему в действительности из ставленников гражданской власти. О. Всеволод, не смирившийся с таким положением вещей, оказался лишен регистрации, и даже на некоторое время под давлением Уполномоченного Владыкой Варфоломеем был отстранен от священнослужения, однако вскоре восстановлен и переведен в другой приход [1, Д. 80].
Сама «хрущевская церковная реформа» привела к разрыву единства пастырей с мирянами и подготовила основу для успешной реализации всего комплекса намеченных антирелигиозных мероприятий. Она на многие годы отдалила возможность возрождения соборной традиции в Русской Православной Церкви.
Библиографический список
1. ГАКК. Ф. Р–2384. Оп. 1.
2. ГАКК. Ф. П–26. Оп. 16. Д. 15. 4. 5.
3. Лука (Войно-Ясенецкий), архиепископ. «Я полюбил страдание…». Автобиография. — М., 2001.
4. Наш Минусинск: будни, праздники, судьбы. — Красноярск, 2000.
5. Мир праху. Честь имени. Минусинский некрополь. Книга первая. — Минусинск: ИИА «Надежда и Мы», 2009.
6. Персианов Г.Н. Православный священник Всеволод Барков — восстановитель Минусинского Спасского собора. //Этносы Сибири: история и современность. — Красноярск, 1994.
7. Редько М.В. Русская православная церковь в условиях советского общественно-политического строя 1940–1980-х гг.: (на материале Красноярской епархии): автореферат дисс. … канд. ист. наук.
— Иркутск, Красноярск.
Опубликовано в: XIV Красноярские краевые образовательные Рождественские чтения. — Красноярск: ООО «Издательский дом «Восточная Сибирь», 2014.
