«Этапами веры»: мученики-миряне

Когда мы говорим о новомучениках, обычно мы вспоминаем священников, архиереев — людей, чья жизнь была непосредственно связана с Церковью, несших свое служение на ниве Христовой и пострадавших за это от рук безбожников. Таких еще называют священномучениками — то есть мучениками в священном сане. Но, как и в первые века христианства, в годы советских гонений просияли и многие миряне — простые верующие, не побоявшиеся открыто исповедовать Христа, просто жившие жизнью Церкви. Кто-то из них исполнял послушания при храме, кто-то проповедовал как мог, как умел, а кто-то лишь ходил в храм, держал дома иконы, крестил детей… Но и это гонители в жестоком XX веке посчитали достаточным, чтобы предать их мучениям и смерти, не глядя ни на какие «светские» заслуги…

14 ноября (1 ноября по церковному календарю) Церковь празднует память мученика Петра Игнатова (+ 1941) — одного из трех мирян в Соборе святых Красноярской митрополии. Двое других — мученики Стефан Наливайко (+1945) и Василий Мангазейский (+ 1600). В отличие от Василия, просиявшего в Сибири в первые столетия ее освоения, мученики Петр и Стефан подвизались далеко за пределами сегодняшней Красноярской митрополии, но мученическую кончину после долгих гонений и арестов оба приняли уже здесь, в самом суровом крае Приенисейской Сибири — в Норильлаге.

Проявить враждебность к власти — небритой бородой

 Пусть оба они были мирянами, замученными на севере Красноярского края в годы Великой Отечественной войны, когда страна особенно нуждалась в таких сильных и стойких людях, на этом, по большому счету, сходства их земного пути заканчиваются. Примером простого, пусть может и очень истового верующего, по судьбе которого можно судить о судьбах тысяч других, может стать мученик Петр Игнатов.

Петр Иванович родился в деревне Андреевские Палики Жиздринского уезда Калужской губернии в крестьянской семье в 1904 году. Окончив сельскую школу, он женился на девице из той же деревни, Анастасии, сироты с 11 лет. Анастасия была трудолюбива и религиозна, на хлеб зарабатывала сама, нанимаясь на хозяйственные работы, и часто посещала сельскую церковь.

! В Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской прославлено более 200 человек без священного сана

Революционные события, казалось бы, прошли мимо этой семьи, но уже когда Петру исполнилось 22 года, его мобилизовали на срочную службу — и не куда-нибудь, а в войска ОГПУ, которое в то время уже вело свою жестокую борьбу с Церковью. Но три года службы в органах госбезопасности не сломили веры Петра Игнатова, откуда он вернулся все так же в звании рядового уже в село Кунцево под Москвой, где к тому времени его жена Анастасия работала ткачихой на фабрике. Пробовали они было переехать обратно на родину, в Брянскую область, но через несколько месяцев вернулись. Петр устроился сторожем на складе Мослегпрома, а поселилась семья в общежитии.

За время отсутствия мужа Анастасия еще более утвердилась в вере, а образом жизни стала походить на монахиню. Трудно сейчас сказать, благочестие ли супруги, или увиденное за годы службы сильнее повлияли на Петра, но с этого времени и он потянулся к Церкви, стал читать духовную литературу. Вскоре оба они уже вели практически монашеский образ жизни, не имея детей, но творя дела благочестия. Появился у них и духовный наставник — один из живших в Сергиевом Посаде монахов, поселившийся неподалеку после закрытия Лавры.

Но пришло время Большого террора в СССР. Сотрудники теперь уже НКВД видели благочестивую семью своего некогда сослуживца, и приняли решение об аресте. Чтобы это сделать, нужны были хоть какие-то основания, и начались допросы среди соседей и рабочих, с которыми они работали. И никто ничего особенного и не говорил, признавая лишь, что супруги — глубоко верующие православные. «Политическую сознательность» проявил начальник склада, на котором работал мученик Петр, и в свои показания добавил несколько обычных для того времени домыслов, достаточных, чтобы разрушить жизнь православного верующего. Удивительно, как ловко в этих словах совершенно ничего не значащие, никого не порочащие факты выдаются за несознательность, тунеядство и, по сути, антисоветскую агитацию.

— С политической стороны я могу охарактеризовать Игнатовых как людей, враждебно настроенных против существующего строя и мероприятий советской власти. В доказательство этого я могу привести нижеследующие факты. По своим убеждениям Игнатова до настоящего времени осталась сильно религиозной женщиной. Игнатов… из религиозных убеждений никогда не брился… Они оба реально соблюдают религиозные обряды, очень часто посещают церковь как в Кунцеве, так и в Москве. В то время, когда он служил сторожем, его дежурство иногда совпадало с религиозными праздниками, и в таких случаях он нанимал за себя других сторожей, а сам обязательно шел в храм.

Петр Иванович гордится тем, что он верующий. В беседе с рабочими склада в моем присутствии он говорил, что православная вера — единственная правая вера, если кто не будет соблюдать этой веры, тот на том свете будет вечно гореть в огне и мучиться. Вместе с тем он говорил, что советская власть, коммунисты напрасно притесняют верующих, закрывают церкви, запрещают молебны под открытым небом, они этим перед Богом совершают великий грех, за что на том свете будут держать ответ.

Нельзя сказать наверняка, придумал ли начальник склада эти показания сам, или грамотный сотрудник НКВД составил их за него, устав от однообразных ответов соседей и сослуживцев благочестивых супругов. Но «грамотность» на этом месте совершенно точно закончилась. 3 ноября 1937 года Петра и Анастасию Игнатовых арестовали и заключили в разных тюрьмах Москвы. Как известно из дошедших до нас документов, мученика Петра обвинили в… принадлежности к «секте „евангельских христиан“» (!) и вербовке в нее жителей Кунцева. Вот фрагмент одного из протоколов допроса, демонстрирующих абсурдность предъявляемых обвинений и крепость веры Петра Игнатова:

— Когда и кем вы с женой были завербованы членами «евангельских христиан»?

 — Никто никогда меня не вербовал ни в какую секту, ни в какой секте я никогда не состоял, не состояла и моя жена. Принадлежу я к числу верующих, так же как и моя жена. Верующим я стал после демобилизации из Красной армии, в основном повлияла на меня жена, которая раньше моего была верующей и регулярно посещала православную церковь.

— Следствием установлено, что вы с женой состоите членами секты «евангельских христиан» и ведете активную контрреволюционную деятельность среди населения города Кунцева. Дайте об этом показания.

— Как я уже показал, членами секты «евангельских христиан» мы никогда не состояли и никакой сектантской контрреволюционной деятельностью не занимались.

 — Вы себя считаете верующим, расскажите следствию, к какой вере вы принадлежите, к какой церкви, тихоновской или обновленческой. В чем заключается ваша вера?

— Я принадлежу к старой тихоновской Православной Апостольской Церкви. Вера моя заключается в том, что я часто посещаю церковь, где молюсь Богу. Из Священного Писания и учения Православной Церкви мне известно, что жизнь земная временна, а есть на том свете жизнь вечная; Священное Писание учит также прощать обиды врагам.

— Свидетельскими показаниями установлено, что вы с женой, состоя членами «евангельских христиан», вербуете в свою секту молодежь, устраиваете у себя на квартире и в общежитии сборища, где проводите духовные беседы. Дайте об этом правдивые показания.

— Я категорически отрицаю свою принадлежность к секте «евангельских христиан» и об этой секте не имею представления, вербовкой верующих я никогда не занимался, сборищ у себя на квартире и в общежитии не устраивал. Приходилось иногда с верующими в церкви и возле говорить о том, что советское правительство притесняет верующих и закрывает церкви. Более добавить ничего не могу, протокол мне зачитан и записан с моих слов правильно.

Несмотря на все это, следствие было недолгим. Уже 19 ноября Петра и Анастасию Игнатовых приговорили к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Для Петра Ивановича местом заключения стал Норильлаг, где он скончался спустя почти ровно четыре года после приговора, 14 ноября 1941 года, и был похоронен в безвестной могиле.

О судьбе его жены Анастасии после приговора ничего не известно.

«Воин Иисуса Христа» и «элемент социально опасный»

Совсем иначе сложился жизненный путь другого мученика-мирянина из Собора святых Красноярской митрополии, Стефана Наливайко; лишь закончился он так же — в Норильлаге.

Родился Степан Пименович в 1898 году в селе Константиновка Бердянского уезда Таврической губернии (ныне это Запорожская область Украины). С ранних лет он воспитывался в церковных традициях, после церковно-приходской школы обучался в училище при Григорие-Бизюковом монастыре, а возрасте 16 лет он уехал в город Геническ, где поселился на монастырском подворье, был принят певчим в монастырский хор и изучал Устав. Вскоре он вернулся в родное село, помогал по хозяйству отцу и нес послушание певчего в хоре сельского прихода.

! Только в Красноярском крае за веру пострадали не меньше 70 мирян

Но в феврале 1917-го его мобилизовали в армию и направили на Румынский фронт. Из-за последовавшей за Февральской революцией в России дезорганизации армии противник вел успешное наступление на Румынском фронте, и, в конце концов, Степан оказался в плену. Здесь начались его скитания, которые с некоторыми перерывами продлятся всю оставшуюся жизнь.

Сначала будущего мученика выслали в находившийся в Германии концлагерь для военнопленных «Ламсдорф», откуда он был направлен на принудительные работы. Когда Украина по Брест-Литовскому миру отошла Германии, его мать подала ходатайство об освобождении пленного, чтобы он смог вернуться к семье, и оно было удовлетворено. Однако для прохождения всех формальностей его вернули в «Ламсдорф», и в это время уже в Германии началась революция. Условия содержания ухудшились, еды не хватало, но тогда Степан Наливайко избежал голодной смерти в лагере сбежав из него. До дома он добрался пешком через Германию, Австрию и Венгрию, не забыв по пути получить бумаги о том, что он вернувшийся из плена солдат. Впоследствии юридическая грамотность не раз поможет святому в борьбе с гонителями…

В родной деревне Степан работал в бедном семейном хозяйстве, устроился псаломщиком в церковь, женился на Харитине Дмитриевне Севастьяновой — круглой сироте, здесь тоже судьбы Петра Игнатова и Стефана Наливайко перекликаются — в помощь стареющим родителям. Через год у него родилась дочь.

Но не спокойной сельской жизни искал будущий святой, глядя на бесчинства молодой советской власти. Видя перед собой пример Алексия, человека Божиего, видимо, из отчаянной любви к своему народу и вере он направился в Москву. После побега из плена долгий путь своим ходом уже не был чем-то необычным, и спустя более чем 40 дней Степан добрался до Москвы. В это время в Москве скончался архидиакон Константин Розов, на его похороны на Ваганьковском кладбище собралось много народа. Тогда было решено похороны перенести на следующий день, но Степан Наливайко возможности не упустил, и пока народ не разошелся, произнес проникновенную речь о почившем, в конце добавив: «Время сейчас трудное, но это время избавления нашего народа от греха, поэтому, прошу вас — не забывайте Бога. Крестите детей. Не живите невенчанными. А главное, живите по совести. Настанет время, когда православные христиане воспрянут, Бог этих богоненавистников свергнет». Люди не пускали к нему милиционеров, пока он не закончил говорить.

Конечно же, последовал арест и допросы, на которых Степан юродствовал. Так, когда с него потребовали документы, он указал на оловянный крест на груди и сказал, что других документов у него нет, а на вопрос о воинском звании ответил: «Воин Иисуса Христа». На вопрос о том, чем занимался и где служил, он ответил: «Не помню, но знаю, что в России, тогда еще Россия была, а теперь я вам не буду о России говорить, потому что ее не существует». Во время ареста он добился для себя заключения в одиночной камере, откуда писал послания к «правителям Русской земли». Но так было выверено содержание этих посланий, что следователи были вынуждены лишь прийти к выводу о том, что Наливайко «элемент социально опасный» и должен быть подвергнут административной высылке. Выслали его в Архангельскую область.

 В ссылке Степан посланий уже не писал, но по ее окончании на вопрос «изменили ли вы свои взгляды?» ответил: «не изменил», за что получил еще три года ссылки, но уже в Казахстане. Здесь он обучился ремеслам, какое-то время даже пожил с переехавшей к нему семьей (но они были вынуждены вернуться помогать по хозяйству престарелым родителям Степана). В 1932 году закончился срок его ссылки, и он смог вернуться домой.

С этого времени борьба Степана Наливайко за веру с советской властью выглядела совсем иначе. В родном селе он смог добиться открытия церкви, которую прежде незаконно закрыли, сам управлял церковным хором. Гонители решили подобраться к нему с другой стороны — в колхоз он вступать отказывался, и его привлекли за непосад хлеба на участке скончавшегося отца. Осудили на пять лет, но Степан Пименович написал жалобу — и его освободили прежде, чем он успел доехать до лагеря. Семью лишили всего хозяйства, обложили налогами, платить которые было не на что, и в 1935 году Степана вновь осудили, на этот раз на три года лагерей и два года поражения в правах. В 1937 он смог написать жалобу в Москву, и его вновь освободили, со снятием всех судимостей — а на судью и прокурора завели уголовное дело.

 Пока Степан Наливайко отбывал несправедливо назначенный срок, его жена и дочь перебрались в Симферополь, приехал туда и он сам. Здесь он устроился маляром, ходил в местный кладбищенский храм. Настоятель храма предложил ему стать регентом хора и покрасить крышу церкви в 1940 году, на что Степан согласился, и тут же был арестован. Последовали новые допросы, но ни найденное при обыске Евангелие, ни показания самого Степана, ни других свидетелей достаточными для обвинения в антисовесткой агитации не были. Следователи приплели к этому делу даже обвинения, наказания за которые он давно отбыл. Мученик лишь признал, что «раз двадцать» посещал церковь.

Но к тому времени гонителям все это уже и не было нужно. Не справившись с формальным следствием, они передали дело в Особое совещание при НКВД СССР, которое без суда имело право признать кого угодно общественно-опасным и приговорить к ссылке или лагерному сроку. Так со Степаном и поступили — 7 апреля 1941 года его приговорили к пяти годам лагерей. Через два с лишним месяца начнется Великая Отечественная война, в годы которой впервые наметилось потепление отношения советского государства к Церкви, но таких людей, как Степан Наливайко, это уже не коснется…

Первое и единственное после начала войны письмо семье мученик Стефан смог прислать лишь в начале 1945 года: «До окончания моего срока остается три месяца. Даст Бог, и нам придется еще пожить вместе». Родные в ответ отправили письмо и посылку, но ответа не получили. Ответ пришел только на запрос в ГУЛАГ — Степан Пименович Наливайко умер от голода 12 февраля 1945 года. Прошедшему через ужасные последние для России месяцы Первой Мировой войны, лагеря для военнопленных и для собственных граждан, странствия, ссылки, лишения, но всегда твердому в вере — такой конец уготовили ему гонители.

В единстве верующих — единство Церкви

Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской насчитывает не менее 250 мирян — ни состоявших в священном сане, ни несших послушание в монастыре, самое большое — бывших псаломщиками при храмах. В предварительном списке по Красноярской митрополии, в которой заносились все обнаруженные упоминания о приговорах по связанным с Церковью делам, насчитывается не менее 70 человек, не состоявших ни в каком сане. А учитывая, что гонители в этих вопросах разбирались плохо, и нередко записывали «служителями культа» и даже «священниками» простых мирян, несших послушание при храме, таких может быть еще больше.

Война советского правительства с собственным народом, с его верой велась не только против тех, кого сейчас назвали бы «представителем Церкви» или даже «церковной иерархии». Ведь и разделения такого не было и не могло быть, и безбожники это понимали. Свободы вероисповедания, формально провозглашаемой советскими конституциями, на самом деле не было. Простые и естественные для верующего человека проявления веры могли стать основанием для уголовного дела. Если бы расправа угрожала только тем, кто жизнь свою посвятил служению Богу, испугало бы это простого верующего? Продолжал бы себе верить, может без духовенства — но верить. Гонители хотели показать, что никто из верующих не в безопасности, любое проявление религиозности может быть наказуемо. Одного они не учли — жизнь Церкви в жизни святых. И под огнем атак безбожников просияли многие и многие — указывая путь к жизни праведной, и к жизни вечной, лишь укрепляя в сердцах православного народа его веру.

Материал газеты «Православное слово Сибири» в рамках проекта «Этапами веры» при поддержке международного грантового конкурса «Православная инициатива»