Наш сайт продолжает серию публикаций, посвященную грядущему столетию Октябрьской революции и начала Гражданской войны в России.
Спустя прошедшее столетие эти события принято воспринимать как противостояние «красных» и «белых». Однако, даже поверхностного знакомства с русской смутой ХХ столетия хватает, чтобы понять: в этой войне сражались не только два противоборствующих лагеря.
Сторон в том трагическом конфликте было несравненно больше: это и разнообразные региональные движения, и иностранные интервенты, и, наконец, так называемые «зеленые армии».
Не белые и не красные
В советское время «зеленых» было принято преподносить как обыкновенных бандитов, авантюристов и, в конечном счете, пособников белогвардейцев. Подобные образы представлены во многих фильмах («Неуловимые мстители», «Свадьба в Малиновке») произведениях художественной литературы («РВС», «Разгром»). И действительно: нередко «зелеными» называли себя и обычные банды дезертиров и мародеров, грабивших мирное население.
Но все ли они были такими? «Зеленые» — термин собирательный. Само слово «зеленый» является отсылкой к «вольной» лесной и сельской местности, где подобные движения естественным образом находили себе укрытие и пропитание. Этим термином принято называть нерегулярные повстанческие формирования периода Гражданской войны, преимущественно из числа деревенских жителей. Под это понятие в некотором смысле попадают и партизанские формирования как Красной армии, так и белогвардейцев, и непосредственно крестьянские армии народных вождей, и, наконец, те самые безыдейные банды, занимавшиеся грабежами и разбоем.
Соответственно, причинами появления этого социально-политического феномена стали две противоположные тенденции времен Гражданской войны. С одной стороны, это было время хаоса и безвластия, с другой стороны, любая власть, белая или красная, рассматривала подконтрольные территории как «ресурсную базу» для ведения войны и стремилась свести счеты с действительными и мнимыми врагами. Советская власть, с ее политикой «военного коммунизма» и Чрезвычайной комиссией делала это систематически, на территориях «белой России» эти процессы носили более стихийный характер. Но недовольных было в избытке и там, и там…
Разные знамена и разные идеалы
«Зеленые», в силу стихийной природы своего появления, в отличие от белых и красных, никогда не были и не могли быть единым лагерем с общей символикой, руководством и программой действий.
Так, между двумя наиболее значимыми «зелеными» ополчениями Гражданской войны, «Народно-повстанческой революционной армией Украины» Нестора Махно и «Объединенной партизанской армией» Петра Токмакова и Александра Антонова на Тамбовщине можно найти больше различий, нежели чем общего.
Первые придерживались анархистской идеологии, а политическая программа тамбовцев была, скорее, ближе к умеренно-социалистической эсеровской. Неудивительно, что символика у этих двух движений была совершенно непохожая: махновцы ходили в бой под черными знаменами с черепом и костями, а повстанцы-антоновцы — под российским триколором или зелеными флагами.
Махновцы своих главных врагов видели в украинских националистах и русских белогвардейцах, а с Рабоче-крестьянской Красной армией нередко вели совместные боевые действия; без помощи анархистов советским войскам вряд ли бы удалось одержать решающие победы над генералами Антоном Деникиным и Петром Врангелем (а после эвакуации врангелевцев из Крыма РККА ударит в спину уже махновцам). Тамбовцы же, напротив, дрались против советской власти, а от белогвардейцев в 1919–1920 годах охотно получали помощь.
Большинство же «зеленых» армий вообще никакой строгой идеологии не придерживалось, и их бойцы с трудом могли бы ответить на вопрос о том, за что конкретно они ведут свою войну.
Против всякой власти
Бывало и так, что конкретная «зеленая» армия «перекрашивалась», меняя цели своей борьбы. Например, в Черноморской губернии (современный Краснодарский край) тыловым частям белых войск в 1919–1920 годах противостояло ополчение созданного эсерами «Комитета освобождения Черноморья».
Однако, как то нередко бывало в истории русской смуты, эсеров, готовых пойти на компромисс с деникинским правительством, достаточно быстро оттеснили от командования черноморскими партизанами большевики. Ополчение было преобразовано в «Красную армию Черноморья». Весной 1920 года, в момент краха деникинских Вооруженных сил Юга России, «зелено-красные» серией неожиданных ударов захватили целый ряд ключевых черноморских портов (Адлер, Сочи, Туапсе), сорвав планы эвакуации белых войск.
История черноморских «зеленых» на этом не окончилась: с весны 1920 года партизанить на российском Юге под руководством белых офицеров, отставших в ходе отступления от своих сослуживцев, стали уже недовольные советской властью. Плечом к плечу с ними дрались и те, кто раньше сами противостояли белогвардейцам. Какие-то из таких отрядов действовали, подчиняясь приказам крымского правительства генерала Врангеля, другие предпочитали уклоняться от сотрудничества с белогвардейцами.
Подобные метаморфозы были свойственны для «зеленых» и в других частях павшей Российской империи: за годы революционного хаоса и междоусобной брани селяне привыкали видеть в государственной власти «любого цвета» самозваных карателей и грабителей.
Сибирская вольница
Очень интересной в этом контексте выглядит судьба повстанческого движения в Сибири. Де-факто режим «Верховного правителя России» адмирала Александра Колчака контролировал лишь города и крупные поселения, преимущественно расположенные по линии Транссибирской магистрали.
На остальной территории Сибири царил хаос. Если патриархальные и зажиточные «чалдоны», потомки первых русских поселенцев, и коренные этносы, в целом, были лояльны режиму Колчака, то новоселы, маргинализированные и куда менее обеспеченные, охотно восприняли революционные идеи. Волости и целые уезды, где сибиряки в первом-втором поколении преобладали над старожилами, становились «партизанскими республиками», враждебными белогвардейцам.
Нередко этому способствовал произвол казачьих атаманов на окраинах «государства» Колчака, номинально служивших правительству адмирала в Омске, но фактически ему неподконтрольных — Бориса Анненкова в Семиречье (северо-восток современного Казахстана), Георгия Семенова и Романа Унгерна в Забайкалье и многих других. Их неприкрытые грабежи и бессмысленные по своей жестокости расправы над мирными жителями попросту вынуждали крестьян уходить в «зеленые».
После краха режима Колчака (февраль 1920) и белых правительств Дальнего Востока (1921–1922) многие сибирские «зеленые» повели борьбу уже с новой властью — слишком расходились их представления о социализме с большевистскими.
Целый же ряд ярких повстанческих командиров, вступивших в коммунистическую партию и перешедших на службу в РККА (это и лидеры партизан Енисейской губернии Александр Кравченко и Петр Щетинкин, и руководивший алтайскими «зелеными» Ефим Мамонтов) при странных обстоятельствах погибнет уже в 20-е годы, предположительно, не без участия советских спецслужб. Не минует стороной ветеранов партизанской борьбы с режимом Колчака и сталинский «Большой террор». Так что по-настоящему «своими» вожаки сибирской вольницы для большевиков стать не смогли.
Необъявленная война народу
«Лебединой песней» «зеленых» в Сибири стало восстание 1920–1921 годов. По всей видимости, это было самое крупное подобное выступление за всю историю Гражданской войны: к весне 1921 года новая власть была низложена на всей территории Западной Сибири. Плохая организация и отсутствие единого командования позволило большевистскому режиму сравнительно быстро расправиться с повстанцами, однако отдельные группы, укрываясь в глухих местах, продолжали при тайной помощи местного населения действовать вплоть до 1924–1925 годов.
Здесь будет уместным упомянуть о том, что подавление крестьянских восстаний нередко превращалось в войну коммунистов против всего мирного населения, включая женщин, стариков и детей. Например, у одного из кубанских «бело-зеленых» командиров, генерала Михаила Фостикова, чекисты за отказ сложить оружие уничтожили всех родственников, вплоть до бабушки и племянниц. Широко применялись организация концлагерей, использование венгерских, латышских и китайских «интернационалистов» — по сути наемников, взятие заложников, внесудебные казни всех подозрительных лиц…
В мятежной Сибири Красной армией и чекистами было уничтожено не менее 70 тысяч местных жителей. В Тамбовщине число жертв достигало и 100 тысяч человек, там каратели по приказу командарма Михаила Тухачевского не брезговали применять и отравляющие газы против укрывавшихся в лесах людей. Нередко «подозрительных» уничтожали целыми деревнями…
Побежденная деревня
В отличие от белых и красных, «зеленые» не могли стать победителями в войне. Но, тем не менее, их деятельность серьезно повлияла на развязку многих ключевых событий. Активность «партизанских республик» в Сибири подорвала изнутри режим Александра Колчака. Операции махновцев в Украине сорвали поход на Москву деникинских войск, успех которого казался а какой-то момент неминуемым. «Зеленые» восстания 1920–1922 годов заставили Владимира Ленина и его соратников отказаться от «военного коммунизма» и перейти к новой экономической политике.
Весьма показательна и разница в политике по отношению к крестьянским повстанцам у красных и белых. Если большевики либо переманивали «зеленых» к себе, либо использовали их для конкретных целей и расправлялись по их достижении, то белогвардейские генералы, за исключением генерала Петра Врангеля, никогда не придавали сельским партизанам должного значения — ни в своем тылу, ни во вражеском. Показательно, что колчаковское командование в ходе решающих сражений на Урале в марте 1919 года даже не попыталось установить связь с участниками массового «Чапанного восстания» в соседнем Поволжье, испытывавшими острый недостаток в огнестрельном оружии…
«Зеленое» движение было тем самым русским бунтом, но не всегда, как у А.С. Пушкина, «бессмысленным и беспощадным». Во многих случаях, это был бунт против царившего вокруг безумия. Не стоит забывать, что революционные процессы в Россию принесло городское население. Крестьянство же хотело покоя и возможности мирно заниматься своим трудом. В какой-то степени, эта цель была достигнута: ведь ненавистные продразверстка и «военный коммунизм» были отменены. Однако, как показала дальнейшая история советского государства, это была лишь временная передышка.