Безумие в ретроспективе

Советский ученый Михаил Покровский сказал: «История — это политика, опрокинутая в прошлое». Эту фразу можно толковать двояко: с одной стороны, те, кто для нас являются деятелями прошлого, статичными и неизменными, когда-то были живыми людьми, метущимися и ошибающимися. С другой стороны, потомки оценивают их через множество призм, в том числе — политическую конъюнктуру своего времени.

i_063

«Казнь бояр в царствование Ивана Грозного». Художник В. Владимиров.

Реабилитация спустя века

Сегодня в России, как принято говорить, в «тренде» русский царь Иван IV, широко известный под прозвищем «Грозный» (или «Ужасный», как называют его в зарубежных переводах). В Орле, например, по инициативе губернатора области Вадима Потомского царю поставили памятник. Обсуждается возможность появления подобных монументов и в других городах. Вообще, социальные сети и ряд новостных ресурсов наполнились различного рода сообщениями, прославляющими этого русского государя. Оказывается, был он вовсе не безумным тираном, а мудрым правителем и отважным полководцем, а сведения о его расправах над реальными и мнимыми врагами — сильно преувеличены (здесь делается традиционный для таких случаев намек на фальсификацию отечественного прошлого хронистами из недружественных государств).

Что ж, тогда придется в условную «пятую колонну» записать чуть ли не всех крупных российских историков, вплоть до Карамзина и Ключевского — в своих трудах они настроены к Ивану Грозному, мягко говоря, весьма критично. Ну и выдающихся поэтов и писателей, вплоть до Александра Пушкина и Михаила Лермонтова, тоже — ведь в своих произведениях, посвященных событиям тех лет, они весьма далеки от воспевания опричнины и правления этого царя вообще.

Можно пойти дальше и вспомнить, что даже оба ключевых консервативных идеолога России XIX века, Сергей Уваров и Константин Победоносцев, которые очень любили апеллировать к героическими примерам из прошлого, правление «грозного государя» не рассматривали как пример классической формулы «Православие, Самодержавие, Народность».

Действительно, если со словом «самодержавие» эпоха Ивана Грозного ассоциируется легко, то вот связать с Православием и народностью правление человека, отдававшего приказы об убийстве священнослужителей и лично возглавлявшего карательные походы на свои же, русские города, весьма проблематично.

Мифы вместо фактов

Собственно, вплоть до эпохи Иосифа Сталина никому в России не приходило в голову как-то прославлять память этого царя, ставить его в ряд с Дмитрием Донским, Александром Невским, Мининым и Пожарским… И ведь вся аргументация современных апологетов правления Ивана Грозного не выдерживает никакой проверки: действительно удачные и нужные для молодого централизованного государства реформы провела т.н. «Избранная рада», в ту пору, когда еще слишком юный государь всерьез не участвовал в политике. А как вырос — члены «Рады» оказались кто в бегах, кто в ссылке, а большинство — на плахе.

Затеянная в те же годы Ливонская война против коалиции европейских государств растянулась на два десятилетия и не принесла стране ничего хорошего, лишь сделав ее беззащитной перед татарскими набегами с юго-востока. Ну а пестуемое защитниками Ивана Грозного присоединение Сибири к России, по сути, являлось частной инициативой уральской купеческой семьи Строгановых, о которой государство узнало лишь после ее воплощения в жизнь.

Об уровне подготовки апологетов Ивана IV отчасти можно судить по заявлению того самого губернатора Орловской области, открывшего в ходе пресс-конференции, что сын Ивана Грозного не был убит своим отцом, а «скончался по дороге из Москвы в Санкт-Петербург» (который, для справки, будет основан лишь через полтора столетия после смерти царя).

Одним словом, голос в защиту Ивана Грозного — во многом голос невежества и незнания истории своей страны. Но это и та самая «политика, опрокинутая в прошлое». Защитники государя, более или менее последовательно, пытаются донести мысль о том, что лишь неограниченная власть правителя является благом для России.

Монарх, поправший монархию

Вот только для многих поколений образованных жителей нашей страны этот тезис был совсем неочевидным. И весьма показательным здесь является одно из немногих значимых произведений русской литературы, посвященное эпохе грозного царя — «Князь Серебряный» Алексея Толстого.

Произведение достойно внимания читателя по многим причинам — хотя бы как великолепный литературный памятник быту и нравам допетровской России. Но, в первую очередь, оно поражает глубиной мысли автора о губительности ничем не ограниченной власти как для своего обладателя и его свиты, так и для всей страны, становящейся заложником беспокойной, метущейся, страдающей от расстройств души своего правителя. Правителя, который в равной степени подозрителен и безжалостен и к своим оппонентам, и к своим приближенным.

Толстой, убежденный монархист, вовсе не призывает к ограничению власти государя конституцией, парламентом и системой выборов; речь идет о религии, неписанных традициях и обычаях. И вместо того, чтобы хранить эти естественные для любой монархии идеологические основы, Иван Грозный их последовательно попирал.

И здесь у защитников грозного царя остается лишь один аргумент — это ведь наша история! Но историю следует не просто помнить, а изучать и понимать. Ведь далеко не все, что было в прошлом, годится для того, чтобы быть примером и образцом в будущем и настоящем.

Осознавали это и вышеупомянутые Уваров с Победоносцевым. Им, по всей видимости, было ясно, что правитель, истязавший прославленных полководцев и благочестивых монахов, слабо подходит на роль символа единства народа и власти. Да и для российского общества в дореволюционную эпоху это было очевидной максимой.

Но судя по тому, как некоторые современники расписываются в своей любви к правителю, не брезговавшему лично казнить и пытать своих подданных, в генетической памяти российского общества произошел ощутимый разрыв. Впрочем, к этому неутешительному выводу можно прийти на основании и многих других наблюдений…

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *