«Наполеон в горящей Москве». Альбрехт Адам, 1841.
14 сентября (2 по старому стилю) 1812 года «Великая армия» императора Наполеона I Бонапарта вошла в оставленную русскими войсками историческую столицу Российского государства — город Москву. Однако эта, казалось бы, победа захватчиков оказалась пирровой.
Многие современники часто упрекали командовавшего российской армией в Отечественной войне фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова в недостатке талантов, особенно в сравнении с такими гениями военного искусства как тот же Наполеон или Суворов. Критически о Кутузове отзывались, в частности, Багратион, Беннигсен и Раевский: прославленные генералы характеризовали своего командующего как низкого интригана и подхалима по отношению к императору Александру I.
Однако события осени 1812 года наглядно это мнение опровергают. В сдаче исторической столицы лишь немногие современники могли узреть не военное поражение, но тонкий стратегический ход. И вряд ли стереотипный придворный льстец, обеспокоенный своим реноме в глазах императорского двора, пошел бы на такой рискованный шаг.
Однозначно своей победой в те дни расценил вхождение в Москву и Наполеон I. Полководец лишь недоумевал, почему ему так и не преподнесли символические ключи от города — в те времена эта церемония считалась обязательной при захвате неприятельского города. Однако достаточно быстро великий корсиканец осознал, что всего лишь попал в ловушку «Старого северного лиса» — такое прозвище дали Кутузову сами французы.
Вход французов и их союзников совпал с началом грандиозного пожара в Москве; о том, кто стал истинным виновником разгула огненной стихии, до сих пор спорят историки. Вполне вероятно, что в нем в равной степени повинны как москвичи, не желавшие оставлять врагу хоть что-то ценное, так и праздновавшие «победу» оккупанты. Французские войска быстро оказались в патовом положении: с растянутыми линиями коммуникации, без припасов, в разоренном городе, с мощным партизанским движением в тылу и со стремительно падающим уровнем дисциплины.
Все это побудило Наполеона обратиться с предложениями о мире либо перемирии к императору Александру I — как известно, безуспешно. После этого французская армия попыталась пробиться в незатронутую боевыми действиями Калужскую губернию, дабы встретить зиму там. Но октябрьские победы русских войск под Тарутино и Малоярославцем вынудили захватчиков вернуться на уже разоренный ими Смоленский тракт…
Незавидное положение «Великой армии» и лично Наполеона I сатирически описал в басне «Волк на псарне» Иван Андреевич Крылов:
Волк ночью, думая залезть в овчарню,
Попал на псарню.
Поднялся вдруг весь псарный двор —
Почуя серого так близко забияку,
Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку;
Псари кричат: «Ахти, ребята, вор!»—
И вмиг ворота на запор;
В минуту псарня стала адом.
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьем.
«Огня!— кричат,— огня!» Пришли с огнем.
Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
Зубами щелкая и ощетиня шерсть,
Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
Но, видя то, что тут не перед стадом
И что приходит, наконец,
Ему расчесться за овец,—
Пустился мой хитрец
В переговоры
И начал так: «Друзья! к чему весь этот шум?
Я, ваш старинный сват и кум,
Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;
Забудем прошлое, уставим общий лад!
А я, не только впредь не трону здешних стад,
Но сам за них с другими грызться рад
И волчьей клятвой утверждаю,
Что я…» — «Послушай-ка, сосед,—
Тут ловчий перервал в ответ,—
Ты сер, а я, приятель, сед,
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю.
По рассказам современников, Кутузов лично прочитал своим офицерам эту басню после сражения под Красным и на словах «а я, приятель, сед» снял фуражку и потряс своей седой головой…
